Синтия сделала вывод, что неспособность достучаться до души Микаэлы лишила Роберта веры в свои силы. Он больше не бросал вызова всему миру, напротив, был угнетен, а, может быть, в глубине души чувствовал себя вдобавок и униженным.
Синтия удивлялась — пусть Роберт в полном восторге от дочери, но не мог он за этот короткий срок полюбить Микаэлу так самозабвенно и преданно, чтобы поступки ее, пусть даже непредвиденные и крайне неразумные, могли полностью изменить его характер. И все же никуда не денешься — Роберт выглядит человеком подавленным, погруженным в себя и глубоко несчастным.
Последние безумные недели, длившиеся, казалось, больше века, он выглядел тенью прежнего Роберта, уныло бродившей по огромному дому, не зная, куда себя деть.
Он не сделал ни малейшей попытки отговорить Микаэлу от этого несуразного брака с Артуром Марриоттом. Он попросту принял все как есть. Согласился с ее решением скорее обвенчаться, был уступчив, не противоречил ей ни в чем. Синтия видела, даже Микаэла удивлялась своему отцу, подчас не веря себе, когда он без возражений и споров соглашался на все, что угодно.
Из победителя Роберт превратился в побежденного, и Синтия в душе огорчалась этому. Раньше он внушал ей страх, она всегда готова была к противоборству с ним. Теперь же, когда он больше не представлял опасности, она не испытывала торжества, а лишь крайнее изумление. И еще она думала о том, что, возможно, ее прежнее о нем мнение было неверным.
Роберт теперь часто выглядел измученным, видимо, он плохо спал, но ей было неловко докучать ему вопросами о здоровье или душевных переживаниях.
Синтию сбивала с толку появившаяся у него странная манера обращаться с ней как с посторонней. Ей никогда не пришло бы в голову, что подобное отношение с его стороны может причинять боль, но это было так.
Он больше не искал предлога для разговора, не выспрашивал, о чем она думает, не интересовался ее мнением. Синтия поняла, что больше его к ней не влекло. Казалось бы, она должна радоваться, разве не мечтала она прежде о том, чтобы он оставил ее в покое?
Но Синтия не кривила перед собой душой и, взглянув правде в глаза, сознавалась себе, что эта перемена в их отношениях вызывает у нее отнюдь не восторг, а необъяснимое чувство утраты.
Так что же случилось? Что все это означает? К сожалению, у нее не было ответов на эти вопросы.
Она не раз думала о намеках Микаэлы, когда та пригрозила раскрыть тайны отца, если он не согласится на ее брак, и, как потом Роберт сказал, что в его жизни есть тайны, о которых никто, в том числе и она, знать не должен.
Во всем этом была некая загадка, к которой у нее нет ключа. Ясно было лишь одно: оба они, и Роберт, и Микаэла, глубоко несчастны. Но как им помочь, она не знала.
С тех пор как они оба закрылись от нее, она не могла проникнуть в их мир, а потому была бессильна им помочь. Она могла лишь наблюдать за ними. Но это было слишком мучительно. В трубке послышался шорох, и Синтия вернулась к действительности.
— Слушаю!
Это был голос Роберта.
— Привет, это Синтия. Только что пришла телеграмма от Сары. Она сегодня приезжает.
— Вы ждали ее?
— Нет, я не знала даже, что она собирается к нам снова. Кстати, не понимаю, зачем. Она терпеть не может деревню.
— Наверно, ей понадобился я, — заметил Роберт, и в его тоне прозвучали нотки плохо скрытого цинизма.
— Вы?
— Да. Именно в этом и кроется причина.
Он не стал объяснить, что имеет в виду, и тогда Синтия сказала:
— Она приезжает в три. Я ее встречу и привезу в «Березы», если хотите.
— Пожалуйста, не надо. Я не горю желанием видеть Сару. Просто я догадываюсь, что ей нужно со мной встретиться. Неважно, не обращайте внимания. Приходите сразу, как только сможете, — и лучше одна.
— А вам действительно сегодня требуется мое присутствие?
— Я хотел обсудить с вами последние приготовления к свадьбе. Микаэла тоже вас ждет.
— Хорошо, если смогу вырваться, приду.
Синтия положила трубку, потом позвонила и заказала такси на станцию.
По дороге она думала не о Саре, а о приближающейся свадьбе. И неудивительно. Микаэла отказывалась обсуждать что-либо, кроме предстоящей церемонии. Она вела себя с Синтией подчеркнуто вежливо, но любой намек на откровенность отметала с неожиданной твердостью.
Синтия много раз пыталась разрушить возникшую между ними преграду, поговорить с девушкой по душам. Она готова была умолять ее отказаться от этого нелепого брака.
Но Микаэла не хотела обсуждать с ней что-либо, кроме предстоящей церемонии.
Было заметно, что Микаэла крайне подавлена. По временам Синтия замечала безнадежность и какое-то пугающее отчаяние в ее взгляде, в выражении лица. Но в присутствии Артура она принимала веселый и беззаботный вид, щебетала без умолку, хотя и не могла скрыть от близких явного притворства, которого не замечал лишь Артур. Было удивительно, как такой явный обман не бросается ему в глаза.
Однако Артур впервые в жизни испытывал торжество покорителя сердец, сумев, как он полагал, завоевать любовь юной красавицы.
С той самой поры, как он стал взрослым и у него возник интерес к женщинам, ему всегда давали почувствовать, что он скучен, нуден, общество его неинтересно. Особенно глубокую рану, сама того не ведая, нанесла Синтия, отказавшись выйти за него замуж. И при непомерном самодовольстве, чувстве превосходства, доходившем до крайности, в нем жила уязвленная гордость и желание когда-нибудь крикнуть всему миру: «Ну, что? Видали? Вот каков я!»
Артур сейчас доказывал всей округе, знавшей его с детства, как они в нем ошибались. Ведь самая красивая и самая восхитительная молодая женщина из всех, кого видели когда-нибудь в этих краях, обещала стать его женой. Это был для Артура величайший момент всей его жизни.
Успех бросился ему в голову. Синтия отметила, что никогда еще он не был таким несносно самоуверенным, упорно, хоть и без всякого основания, доказывающим, что он личность необычная. Подчас Синтии стоило великого труда сдержаться и не высказать ему в глаза всю правду.
Сначала, когда улеглось первое смятение, вызванное новостью о предполагаемом замужестве Микаэлы, Синтия от души пожалела Артура. Теперь ей было жаль одну лишь Микаэлу — каким бы скверным ни оказалось в будущем ее отношение к Артуру, ей тоже придется терпеть, и не раз, выходки самовлюбленного, невыносимого человека, чье имя она обречена носить.
Помолвка имела покуда лишь одно благотворное последствие — Артур занялся ремонтом «Особняка». Дом был уродливый, к тому же Артур по своей скаредности не потратил на него ни пенни с той поры, как унаследовал родовое гнездо от отца.
Микаэла наведалась в «Особняк» и отдала распоряжения, как все там переделать. Артур покорно согласился и сразу же приступил к перестройкам и ремонту.
