Он продолжает рыться в рюкзаке, чувствуя близость Мэй. Открыв общее отделение, Хьюго вытаскивает джемпер, несколько пар брюк и книгу, которую еще не начал читать. Его пальцы уже касаются дна, и он ощущает подступающую тревогу.
– Что ты ищешь? – спрашивает Мэй, хотя наверняка уже догадалась.
Хьюго смущенно улыбается ей.
– Свой бумажник. Уверен, он где-то здесь… – Он снова залезает в передний карман, находит свой паспорт в элегантной коричневой обложке и, испытав немалое облегчение, достает его. Но бумажника там нет.
Наверное, его мама была права.
Наверное, они все были правы.
Тревога перерастает в панику, и Хьюго выпрямляется и начинает ощупывать карманы своих джинсов и куртки, потом он снова опускается на колени, чтобы еще раз проверить рюкзак. Он знает, что бумажника там нет, но что еще ему остается, кроме как продолжать искать? Хьюго вытаскивает остальную одежду прямо на грязный пол, а синеволосый администратор наблюдает за ним поверх стойки.
Так продолжается до тех пор, пока Мэй не опускается на колени рядом с ним. Она осторожно кладет руку ему на плечо, и от этого прикосновения по его телу словно пробегает электрический разряд.
– А ты вообще брал его с собой? – тихо спрашивает девушка, и впервые за все время Хьюго понимает, что на них смотрят. Люди в гостиной перестали заниматься своими делами и теперь таращились на кучку одежды на запачканном линолеуме.
Хьюго закрывает глаза, пытаясь вспомнить. И тут его желудок словно скручивает в трубочку.
– Блин! – со стоном восклицает он. – Прямо перед выходом я вытащил из него двадцать долларов, чтобы дать Людовику.
– А мы должны были дать ему чаевые? – побледнев, спрашивает Мэй.
– Я собирался отблагодарить его за нас обоих. Но должно быть, у меня… – Он в отчаянии смотрит на охапку одежды. – Какой же я идиот!
– Мы что-нибудь придумаем, – говорит ему Мэй. – Мы можем позвонить. Или вернуться на вокзал. Наверняка у них есть бюро находок.
Внезапно на Хьюго опускается невыносимая усталость, от которой ломит все кости. Два дня. Этого хватило, чтобы доказать, что он не способен существовать сам по себе.
Сев на холодный мокрый пол, Хьюго поднимает глаза на Мэй.
– Ненавижу просить о чем-то, – несчастным голосом говорит он, – но не могла бы ты одолжить мне несколько фунтов… то есть долларов, пока все не решится?
Мэй смотрит на Хьюго так, как будто обдумывает что-то. Сам же он перебирает в уме все, через что ему придется пройти, если его бумажник действительно пропал: напряги с отменой кредиток, заморочки с выдачей новых, звонок родителям, потому что нужно будет рассказать им о том, что произошло. Он так погружен в свои мысли, что едва слышит, как Мэй наконец отвечает:
– Нет.
– Нет? – в полнейшем недоумении переспрашивает Хьюго. – Клянусь, я верну тебе…
– Я имела в виду, что ты просто должен пойти со мной в отель. Тебе не нужно оставаться здесь, если учесть, что мы без проблем переночевали в поезде. – Мэй вспыхивает, осознав, что у них по-прежнему есть зрители, и добавляет: – Попросим раскладушку. И если уж на то пошло, это твой номер. Я понимаю, что ты старался быть милым и сделать так, чтобы мне было комфортно, но…
Хьюго, ожидая продолжения, поднимает брови. Он еле сдерживается, чтобы не улыбнуться.
– Мне комфортно с тобой, – продолжает Мэй. – Так что давай уже пойдем ужинать?
– Давай, – позволяя улыбке взять верх, отвечает Хьюго и показывает на валяющуюся на полу одежду. – Но только ты угощаешь.
Мэй
Позднее они бродят по скользкому от дождя городу и забегают в магазины, чтобы обсохнуть. В одном из них, где продаются разные сувениры, Хьюго примеряет шляпу в виде футбольного мяча.
– Я похож на американца? – с улыбкой спрашивает он.
– Ты похож на идиота, – весело отвечает Мэй.
Она выбирает изящный снежный шар с зубчатым силуэтом города для своих отцов. Из-за не всегда стабильной связи в дороге созваниваться было не так просто, поэтому они постоянно писали ей сообщения.
Папа: «У меня сломался телефон».
Мэй: «Мне так жаль! Что случилось?»
Папа: «Погоди-ка… уже неважно. Это какое-то волшебство!»
Мэй: «В смысле?»
Папа: «Мой телефон! Он снова заработал!»
Мэй: «Очевидно».
Папа: «Я решил, что он сломался, потому что сегодня от тебя НЕ БЫЛО НИ СТРОЧКИ».
Мэй: «Браво. Отличная шутка».
Папа: «Спасибо. Или я все-таки перестарался с «волшебством»?»
Мэй: «Нет. Получилось очень убедительно».
И:
Па: «Я только что отправил тебе на почту статью про пенсильванских немцев
[12]».
Мэй: «Отлично, спасибо!»
Па: «Ты еще там?»
Мэй: «В смысле… у телефона?»
Па: «Нет, в Пенсильвании».
Мэй: «Вообще-то мы сейчас в Огайо».
Па: «Очень хорошо, у меня для тебя есть еще одна статья, про сталелитейную промышленность в Кливленде
[13]».
Мэй: «Жду с нетерпением».
Но из Чикаго Мэй должна им позвонить.
Вскоре они с Хьюго устают от бесцельных прогулок и находят узенькую пиццерию с запотевшими окнами. Внутри уже образовалась очередь, ожидающая, когда их посадят за столик, и они встают за семьей из троих афроамериканцев – матери, отца и девочки лет двенадцати. Когда семья подходит к администратору, белой женщине, та достает четыре меню.
– Нас трое, – говорит ей отец семейства.
Администратор зала смотрит мимо него на Хьюго, потом на Мэй, и ей требуется немало времени, чтобы осознать, какую ошибку она только что допустила. На ее лице проступает смущенное выражение, и она быстро убирает лишнее меню.
– Простите, – торопливо произносит женщина. – Прошу за мной.
Мать бросает на Хьюго многозначительный взгляд, следуя за своими мужем и дочерью, и он улыбается ей в ответ, но стоит им уйти, как его улыбка гаснет.
– Уверена, она не хотела никого обидеть, – пытаясь отвлечь Хьюго, говорит Мэй. Но он даже не смотрит в ее сторону.
– Ну да, – сквозь зубы отвечает он. – Ты права.
Усевшись за столик, они принимаются изучать меню, но Мэй вдруг понимает, что не может сосредоточиться на еде, потому что у Хюго явно пропало настроение.
