Но всего этого у нас не было. Нас объединяли лишь молчаливые рождественские вечера и улыбки для фото. Между нами пролегла тонна невысказанных слов, которая от долгого лежания окаменела. Эти стены были слишком высоки, чтобы обратиться в мосты. Настоящая дружба с ней была бы…
Внезапно поезд моих мыслей слетел с рельсов. Я застыла, когда складывала глянцевые фотографии. Из-под верхнего листа моего блокнота что-то выпирало. Я подняла уголок страницы – там прятался клочок бумаги, искусно сложенный в звезду.
Не беря его в руки, я огляделась по сторонам. В библиотеке никого не было, хотя вроде бы я услышала резко усилившийся шепот из огороженной секции «Теоретической магии». Кое-как справившись с дрожью, я сгребла все со стола в сумку. Надо поскорее убираться из этого места.
Как только добралась до машины, я принялась рыться в сумке, перебирая сваленные в кучу вещи и сминая фальшивые фотографии. В салоне было жарко и душно, но мне пока не хотелось включать кондиционер. Шепот из библиотеки словно проник внутрь меня – он не стихнет, пока я не разверну звезду и не прочитаю оставленную мне записку.
Пошарив пальцами на дне сумки, я наконец нашла звезду.
Фигура была сложена из линованного листа, вырванного из блокнота, перфорированный край аккуратно обрезан. В самом центре звезды несмазывающимися чернилами были напечатаны два предложения округлым шрифтом:
«Она не та, за кого вы ее принимаете. Будьте осторожны».
Пока я читала, слова начали растекаться, точно акварель: темно-синие чернила побледнели и расползлись к краям листа. Краска просочилась в бумагу и исчезла, а вместе с ней – тонкие блокнотные линии. На меня смотрела белая пустота листа. Тут я осознала, что даже не могу оценить масштабы странности происходящего – в мире, где шрамы становятся серебристыми, а искры летают между ладонями четырнадцатилетних подростков. Я уже по уши увязла в этой истории и не понимала, что будет дальше.
– Проклятье, – выругалась я и завела двигатель машины, даже не удосужившись посмотреть присланный Табитой адрес. Плевать, если двадцать миль проеду не в том направлении – мне просто нужно вырваться из этой школы, убраться подальше от этой библиотеки, кровавых пятен и нестирающегося граффити. – Вот дерьмо. – Я выехала с парковки, не сводя взгляда с зеркала заднего вида – меня все никак не покидало ощущение, что кто-то стоит за одним из витражных окон и наблюдает за мной.
Глава восьмая
Со скоростью людей, пьющих, когда им нечего сказать, мы с Табитой приканчивали уже по второму напитку. Выбранный ею бар был залит тусклым светом, в одном углу стоял старомодный музыкальный автомат, а в дамской комнате – аппарат по продаже презервативов, за барной стойкой, согласно меню, работал многообещающий бармен, который смешивал крепкие напитки, что меня полностью устраивало. К тому времени как я появилась, Табита уже опережала меня в количестве выпитого. Пришла я поздно, зато больше не слышала тот призрачный шепот. Она не злилась за опоздание, но где-то все равно незримо велся счет, и он точно был не в мою пользу.
Табита заказала себе пряные, дымящиеся коктейли: хабанеро
[4] и мескаль
[5]. Я же предпочла лайм и имбирь с каким-нибудь прозрачным крепким алкоголем на выбор бармена. Для нашего разговора мы выбрали темы, к которым обычно обращаются, если давно не видели человека и еще не особо его понимают. Много пустой болтовни и ухода от ответов; случайное упоминание событий, пережитых вместе в давние времена. Мне хотелось объяснить ей, что я уже не та Айви, какую она помнит, а потом поймала себя на мысли: что она все та же прежняя Табита – и я начала сомневаться в себе. Возможно, я нисколько не изменилась. Возможно, мне просто нравилось думать, будто я прошла долгий путь – удобная отговорка, чтобы было проще каждую ночь возвращаться домой, в неизменно пустую квартиру.
Наконец, когда мы заказали себе по третьему напитку и ведерко попкорна на двоих (с морской солью и розовым перцем, за девять долларов), у нас завязался настоящий разговор. Табита с блеском в глазах сидела, склонившись ко мне через стол, и смеялась над тем, что я рассказывала. Смех у нее был приятный, не наигранный. Я тоже, чтобы не остаться голодной, подалась вперед и не смогла устоять перед зовом открывшихся возможностей.
Дело все в том, что я склонна отпускать вещи. Отпускать людей. Я не умею цепляться за них – пытаюсь, но то ли держу не слишком крепко, то ли не достает силы, и они попросту уходят. Всегда. Сейчас же хватило всего трех напитков, чтобы в глазах Табиты зажегся блеск, мы склонились друг к другу, и зазвучал ее смех; быть может, быть может, быть может, это-то я смогу удержать. В конце концов, мы сестры. Я подумала, как было бы здорово побороть нашу отчужденность и все исправить, в моем сердце затеплилась надежда, которую я долгое время не позволяла себе испытывать.
Возможно, у нас получится.
Если только сначала я все не испорчу.
– Так, ты с кем-нибудь встречаешься? – спросила я. На ее лице появилось удивление. – Ну, я просто вспомнила, как на прошлый День благодарения папа упоминал, что ты якобы познакомилась с какой-то девушкой. Ему показалось, ты была очень взволнована…
– Ничего не вышло, – перебила она меня. А потом отрывисто, как захлопнула дверь, улыбнулась, и поверхность ее напитка покрылась корочкой льда.
Это была ошибка. Не стоило напоминать ей о том, как папа расспрашивал нас о делах. И как мы потом отменяли отпуск, лишь бы только не сидеть друг напротив друга. Черт, черт, черт.
– Айви, – проговорила она, с яростным хрустом проковыряв трубочкой слой льда в своем стакане. – Я ценю то, что ты делаешь, но посмотрим правде в глаза. Не нужно пытаться вернуть то, чего нет. Давай просто поговорим о том, ради чего мы собрались. Мы же здесь не для того, чтобы становиться лучшими подругами, верно?
Ох.
Внезапно мой стул показался мне мал.
– Да, конечно. Я сейчас вернусь, – сказала я и, не дожидаясь ее ответа, направилась в сторону туалета.
Закрывшись в кабинке, я прижалась лбом к исцарапанной двери. Стиснула кулаки. Как жаль, что я недостаточно пьяна. Или достаточно. Я вонзила ногти в ладони и уставилась на свою обувь: практичные ботинки с вполне деловыми на вид мысками – с такими я могла бы сойти за свою в компании людей, носивших пиджаки. Интересно, Табита их заметила? Что она подумала о них? Что подумала обо мне после стольких лет? Мы же здесь не для того, чтобы становиться лучшими подругами.
Я стояла над раковиной и держала руки под струей воды до тех пор, пока жидкое мыло окончательно не смылось. Точно такое же я использовала у себя в офисе – такое же бесполезное. На свое отражение в зеркале я смотреть не стала. Проклятая Табита. Она до сих пор вытворяла тот трюк с глазами, отчего они казались большими, распахнутыми, живыми. Дело не в макияже, нет. Это все чертова магия. Я не любила смотреть на себя, видеть эти глаза и знать, что у нее точно такие же, хотя она почему-то решила, что они недостаточно хороши и должны выглядеть лучше.
