«Ладно, наверное, сейчас такие дежурные фразы не прокатывают, как я думал. В любом случае я просто хотел уточнить, в силе ли еще наш ужас»
«*ужин сегодня?»
В последнем сообщении был на всякий случай указан номер его квартиры. Я чуть не подавилась при виде времени отправки: 18.30. Черт.
Я провела рукой по волосам – они превратились в грязные сосульки. В этот миг я уловила запах своего дыхания: изо рта у меня сильно несло вчерашним жареным тофу, который я съела на ужин. Эх, надо было помыться, в оставшееся время выспаться, а за ужином есть овощи. Я сочинила пять разных сообщений, где отказывалась от приглашения Рахула, и удаляла их раньше, чем дописывала. В конце концов, ругая себя на чем свет стоит, я нажала «ОТПРАВИТЬ».
«Мне не терпится отведать гребешков. Увидимся в семь?»
Потом вернулась в ванную и, вновь избегая зеркала, залезла в душ. Той Айви – одичавшего детектива с непроходившим похмельем, в чернильных пятнах, без магических способностей – Рахул совершенно не заслуживал. Такая Айви никому бы не пришлась по душе. Поэтому сегодня вечером я не буду ею.
Я приду к нему совершенно другой. Стану достойной. Я выкрутила кран с горячей водой почти на максимум и принялась ждать, пока окутавший пар превратит меня в человека, которым я должна быть.
Глава двадцать вторая
– Нет, нет, этого не может быть! – Я рассмеялась так сильно, что огромная серая кошка Рахула по кличке Азбука спрыгнула с моих коленей. Я вытянула онемевшие ноги, и их тут же начало покалывать: она просидела на мне больше часа, с тех пор как мы покончили с ужином и переместились на диван.
– Клянусь богом, – воскликнул Рахул, – я ничего не выдумал.
– И что же ты сделал?
Он прижал плечи к ушам, округлил глаза.
– А что мне оставалось делать? Дал ему пропуск в уборную и сказал повязать на пояс свитер.
Азбука потерлась головой о его лодыжки, Рахул рассеянно наклонился к ней, чтобы почесать за ушами. От этого движения его рубашка немного задралась, и у меня пересохло во рту при виде открывшейся взору полоски кожи.
– Как я рада, что мне не нужно допрашивать этого парня, – проговорила я, обводя пальцами швы на диване, дабы не позволить рукам потянуться к тому месту, где упругая кожа его живота исчезала в джинсах. – Я бы не смогла смотреть ему в глаза.
– На самом деле, он нормальный, – заверил меня Рахул, размешивая немыслимое количество сахара в своем кофе. – Просто он обычный подросток. Не скажу, что я был таким же. Но большинство ребят – да. Наверное. – Он отхлебнул кофе, поморщился и добавил еще сахара. – А ты можешь рассказать, кого допрашиваешь? Или это… конфиденциальная информация?
Меня охватило сильное волнение, когда он с другого конца дивана подался мне навстречу, пристально следя за мной. Он наклонился не для того, чтобы поцеловать, а чтобы услышать мое мнение. «Вот что значит заниматься работой, о которой людям хочется слушать», – промелькнуло у меня в голове.
Я уже привыкла к тому, что порой люди задают неловкие вопросы о моей работе. Всем непременно нужно знать, есть ли у меня снимки голых политиков, трогала ли я когда-нибудь мертвое тело. Пользуюсь ли я скрытыми камерами и микрофонами. Все эти вопросы, по сути, никогда не касались работы – чаще они говорили мне о людях, которые их задавали. В вопросах Рахула было… много здравого смысла. Наконец я чувствовала, что занимаюсь чем-то захватывающим и увлекательным, а не сомнительным. Вот что значит быть настоящим детективом.
Именно поэтому я ни секунды не колебалась.
– Ну, формально я не должна тебе рассказывать, но…
Он остановил меня взмахом руки.
– Тогда лучше не рассказывай. Я все равно не смогу держать язык за зубами. – Он улыбнулся, и я мысленно возненавидела себя за то, как сильно мне хотелось поделиться с ним, к кому из учеников я присматривалась особенно. Как много хотелось рассказать, даже если это была не лучшая идея. – А, может, все-таки есть что-то, что с этической точки зрения не является тайной?
Я прокрутила в голове все обстоятельства дела, которые находились прямо на поверхности моего сознания – результат моего двухдневного запойного изучения информации.
– М-м… черт, боюсь, что нет. Фактов слишком много, но все они сейчас прорабатываются. Никогда не знаешь, что окажется важным, понимаешь?
– Очень жаль. – С этими словами Рахул подмигнул мне и подлил вина в мой полупустой бокал.
– Ты пытаешься меня споить? – поинтересовалась я, стараясь казаться игривой и очаровательной, чтобы он понимал: я говорю несерьезно.
Но он все равно нахмурился.
– Я бы никогда не посмел, – серьезным тоном ответил он.
– Знаю, – прошептала я и нехарактерно для себя подмигнула. – Я просто шучу.
– О, слава богу, – рассмеялся он. – Прости. Иногда я бываю чересчур серьезным. Просто я… Понимаешь, я не из таких парней и… Надеюсь, это нам не помешает. Не то чтобы могло – боже мой, по-моему, я очень сильно заморачиваюсь, да?
Мы дружно рассмеялись, и я ощутила в груди трепетное волнение. Он сказал: «Не помешает нам», а это значит, что у нас могут быть отношения. Они уже есть. Прошло неприлично много времени с тех пор, как я была с кем-то. Я даже не припомню, когда кто-то вызывал во мне подобное волнение.
Именно оно помешало мне перенести дату нашего ужина, хотя мне катастрофически не хватало времени привести себя в порядок. Поэтому я опоздала: пришла с невысохшими волосами и непониманием того, как сойти за нормального человека. Рахул встретил меня бокалом освежающего белого вина и просьбой снять обувь у входа. Затем, нежно взяв меня за подбородок, приник ко мне в легчайшем, сладостном поцелуе за четыре секунды до того, как на кухне сработал таймер духовки. Крикнув на ходу, чтобы я приглядела за Азбукой, он скрылся за углом. А я осталась одна: познакомилась с его огромной серой кошкой, сняла обувь и все это время не переставала касаться губ кончиками пальцев, задаваясь вопросом, неужели все это правда.
Все казалось таким реальным.
Ужин прошел великолепно; гребешки были свежими и мягкими. Как только я откусила первый кусочек, с моих губ сорвался стон, от которого Рахул тут же сделался пунцово-красным. А когда я выразила удивление тем, что за три дня с момента покупки, они ничуть не испортились, он пришел в смущение.
– На самом деле, – сказал он, – я попросил Табиту наложить на них коспер, замедляющий энтропию. Только никому не говори: мне кажется, его применение строго регулируется. Хотя сам я не совсем разбираюсь в законе о коспере…
– Никому не скажу, – засмеялась я. – Но только если ты согласишься готовить мне эти гребешки каждый день до конца моей жизни.
Он закусил губу, и теперь настал мой черед покраснеть – мы были квиты.
