– Ты почувствовала? – спросила я, задыхаясь от волнения.
Табита непонимающе уставилась на меня.
– Что именно?
– Ты почувствовала, что Александрия – сейчас, в коридоре? Ты же это ощутила, да? – Боже мой, неужели я сошла с ума? Вообразила, будто Александрия влияет на эмоции всех вокруг?
Табита прислонилась к лабораторному столу.
– А-а, ты об этом. Да. Это…
– Знаю, знаю, теоретический динамизм! – перебила я. От переполнявшего меня возбуждения я даже пританцовывала на месте. – Так я и думала, что она использует его! Но ведь это невозможно, да? Должно быть невозможно!
Табита склонила голову. Ее волосы с легким шуршанием, нарушившим тишину пустого класса, невольно спали набок. Этот звук очень мне напомнил шепот книг из секции «Теоретической магии».
– Невозможно – сильно сказано, – проговорила она. – Но я не думаю, что это теоретический динамизм. Собранности Александрии недостаточно для выполнения такой сложной манипуляции, Айви. Она… она всего лишь противная девчонка. И ты просто столкнулась с ощущением того, как это бывает, когда тебя запугивают и гнобят.
Я собиралась ляпнуть что-то недоброе, зная, каково это, когда к тебе без какой-либо на то причины относятся как к дерьму, как что-то в коридоре привлекло мое внимание. Пригляделась – снова она, Александрия: выскользнув из библиотеки, окидывает взглядом коридор.
– Подожди, я сейчас, – бросила я Табите и вылетела в коридор прежде, чем Александрия успела скрыться.
– Алекс! – окликнула я ее. Девушка обернулась, ее золотистые пряди волос вспыхнули. Свет, лившийся из ближайшего ряда окон, преломился под невозможным углом, обрамив ее своим сиянием.
– Меня зовут Александрия, – прошипела она, и я приготовилась. Тупица тупица неправильно запомни уже больше не смей забывать тупица неправильно проси прощения.
– Мне надо с тобой поговорить, – сквозь стиснутые зубы процедила я. Александрия задумалась, стоит ли ей принять мою просьбу или отвергнуть. Кто она сегодня? Главный источник информации для частного детектива, юная отзывчивая ученица, которая хочет помочь восстановить справедливость? Или же королева школы: она не отвечает ни перед кем и шутки с ней плохи?
Александрия предпочла нечто среднее. И мне это было на руку: вряд ли я выдержала бы еще одну волну презрения. Я придержала для нее дверь в кабинет Табиты. Она прошла внутрь и устроилась за лабораторным столом раньше, чем я предложила ей сесть.
– Табита, ты не против, если мы воспользуемся твоим кабинетом? Много времени это не займет, – попросила я.
Табита поджала губы.
– Если не возражаешь, я хотела бы остаться, – сказала она, переводя взгляд с меня на Александрию.
– Хорошо, – пожав плечами, согласилась я. Старалась вести себя как можно свободнее. – Не волнуйся, Александрия, тебе ничто не угрожает.
Она притворно надула губки – сама милота.
– А почему мне должно что-то угрожать?
Я села за стол напротив нее и полезла в сумку, откуда извлекла толстую папку с бумагами. Почти все они относились к этому делу, и, по меньшей мере, половина из них представляла особый интерес. Пока шарила рукой по дну сумки, я нажала кнопку записи на своем маленьком диктофоне, молясь про себя, чтобы его память не была переполнена.
– Как я уже сказала, тебе ничто не угрожает. Ведь ты помогала подруге, – начала я, кинув папки на стол. Александрия вздрогнула, ее взгляд упал на верхний документ. Я покосилась на него.
Из папки почти наполовину высунулась фотография с телом Сильвии. По обнаженной голени стекала струйка крови, собираясь в складках под коленкой. На ней не было ни обуви, ни чулок. Я торопливо убрала снимок обратно в папку – пусть Александрия видит мою спешку. Девушка поджала губы и впилась в меня жестким, настороженным взглядом.
– Прости, – сказала я. – Должно быть не очень приятно такое увидеть.
– Все нормально.
– Я бы хотела поговорить о Кортни. – Я начала разговор с той же аккуратностью, с какой филейный нож входит в мякоть между ребрышками.
Александрия моргнула, а потом равнодушно повела плечами.
– А что с ней? – Она совершенно не казалась сбитой с толку. Напротив, ей хотелось узнать, что мне известно. Она не собиралась сдаваться так просто.
– Аборт, – пояснила я. Тут мне показалось, что из дальнего угла возле окна донесся какой-то звук – кто-то тихонько выругался, – но, когда я посмотрела в ту сторону, там никого не было. Я взглянула на Табиту – та, похоже, ничего не слышала.
– Я не знаю ни про какой аборт.
Переключив внимание на Александрию, я еле сдержала улыбку. Попалась. Играла она грубо, но все же играла: я видела это по выражению ее лица, в приподнятых бровях и в безразличном наклоне головы. Она делала это напоказ, наблюдая подобное поведение по телевизору тысячи раз: «Вам не расколоть меня». Она хотела, чтобы я заставила ее говорить. Силой вытащила из нее информацию.
Она хотела почувствовать, что ей все сошло с рук.
– Брось, Александрия, – проговорила я, лениво листая папку с документами. Мой голос источал сладость, заманивал ее. – Тебе же известно обо всем, что здесь происходит. Не говори, что ты ничего не знала о тайной беременности своей лучшей подруги. Или о снадобье, вызывающем аборт, которое она раздобыла у Сильвии.
И снова шум в дальнем углу. Я заметила краем глаза какое-то движение в той стороне, но, повернув голову, обнаружила, что это плакат упал со стены. Табита откашлялась.
– Я не знаю, точно ли…
– Ладно, – выпалила Александрия, заставив меня снова посмотреть на нее. Она тоже глядела в дальний угол – пыталась увидеть, что же так привлекло мое внимание. – Может, я и знала, что Кортни была беременна. И что с того?
– Значит, больше она не беременна, да? – вкрадчивым голосом произнесла я. – Ты ей в этом помогла. Какая хорошая подруга. Ей очень с тобой повезло.
Александрия издала короткий, резкий смешок и сложила руки на груди.
– Специально сгущаете краски?
Я пожала плечами и откинулась на спинку стула.
– Ты меня подловила. Каюсь. Тогда сразу перейдем к делу?
Копируя мои движения, она тоже развалилась на стуле. Склонила голову набок. Задумалась. Я ждала – и наконец, наконец, она кивнула.
– Что ж, – невозмутимым тоном начала я. – Мне известно, что ты сделала, Александрия. Я знаю все.
– И что же, по-вашему, я сделала? – Она произнесла эти слова тем же ровным низким голосом, каким говорила я. Нельзя утверждать наверняка: она была загнана в угол или же просто играла со мной.
«Это значит, она играет с тобой», – прошептал голос где-то в основании моего черепа. Интересно, он принадлежал мне или ей?
