Глава четвертая
Поездка через холмы Санола оказалась так же прекрасна, как и укол новокаина перед сверлением зубов. Только я съехала с огороженного высокими стенами шоссе, как раздолбанные городские улицы сменились кричащей зеленью. Высокие кривые дубы нависали над узкой петлявшей дорогой, накрывая ее пестрой тенью и заслоняя собой знаки, предупреждавшие остерегаться выпрыгивавших на проезжую часть оленей. Время от времени от дороги отходили небольшие ответвления, отмеченные указателями на ранчо «Каменная Лощина» и ферму «Кристалбрук». Я уже несколько раз специально сворачивала туда и знала: если следовать им ради встречи со свободно разгуливавшими лошадьми, к чьим теплым бархатным носам так и тянется рука, то быстро натолкнешься на ворота. Вывеска на них гласит, что ты ступил на частную территорию и, если осмелишься проехать дальше, в тебя будут стрелять.
Оказалось, что Осторн ничем не отличается. На указателе – табличке из темного дерева с белой окантовкой – была выгравирована надпись «ОСТОРНСКАЯ АКАДЕМИЯ». Когда я свернула с дороги, на моем пути стали попадаться точно такие же предупреждающие о вторжении знаки. После мили вывесок с постепенно нарастающими угрозами макушки дубов поредели, а потом расступились. Передо мной как во сне раскинулась территория школы. Встав на свободное парковочное место, я взглянула в зеркало заднего вида на стену из древних раскидистых дубов. Их ветви настолько плотно переплетались друг с другом, что полностью скрывали школу со стороны дороги. Интересно, школа выбрала такое месторасположение специально для маскировки или же построившие ее маги приспособили холмы Санола под свои потребности в уединении.
Я шла по крошечной гостевой парковке, петляя между машинами, и осторожно смотрела по сторонам, чтобы не казаться туристкой. Сквозь легкий туман вырисовывались мягкие очертания территории школы. Ее окружала невероятная для такой засухи бархатистая зеленая лужайка; она походила на сахарную глазурь, которую так и хотелось зачерпнуть пальцем. Сама школа представляла собой длинное приземистое здание из кирпича со стеклянными окнами. Меня поразило, как чуждо и непривычно оно смотрелось; в Северной Калифорнии не часто видишь кирпич, которому чуть больше века. В Сан-Франциско встречалось множество кирпичных фасадов, но все они были другими: гладкими, с идеально подобранными по цвету кирпичом, и отчего-то казались тонкими. Не трудно понять, когда зданию придают видимость того, что оно пережило землетрясение 1908 года. Но не Осторн. В этом месте все было по-настоящему: оно пестрело трещинами, которые заделывались десятки раз. Даже с парковки я видела, как дрожат стекла в оконных рамах – истинное доказательство давности их существования. Здесь не было ни флагштока, ни часовой башни, ни футбольного поля с ослепительными прожекторами. Передо мной возвышалось величественное, серьезное здание.
Вдруг перед моими глазами возникла другая картинка. Сложись для меня все иначе – родись я с тем даром, каким в отличие от меня обладала Табита, – я уже ребенком разгуливала бы по этой траве, обзавелась бы друзьями и планом на будущее. Моя жизнь могла бы быть совершенно другой. Это место могло бы хранить мои детские воспоминания. А не трибуны в государственной школе, страдавшей от нехватки средств, и не парковка у заброшенного кегельбана в предрассветные часы. Не больничная койка в гостиной родителей.
Я прогнала прочь видение. Жизнь распорядилась иначе. Какой толк думать о том, как все могло бы быть. Люди вроде меня не должны мечтать об Осторне. К тому же я и не хотела туда попасть.
Не хотела.
Я размяла шею и потянулась – боль от раны на плече отрезвляющей вспышкой пронзила мой мозг. Меня ждет работа.
Пора приступать к делу.
– Мисс Торрес примет вас через несколько минут, – проскрежетала школьный секретарь. Ее голос прозвучал резко и болезненно хрипло. Табличка на столе сообщала: «миссис Уэбб». Отчего-то у меня возникло ощущение, что лучше не спрашивать ее имени. Она была из числа тех крошечных древних старушек, чья тонкая как бумага кожа кажется словно натянутой на стальные леса. Она окинула меня холодным неприветливым взглядом. Я старалась не волноваться. Попыталась призвать на помощь смелость, как если бы находилась на своем месте. Не помогло.
Тут дверь в кабинет Торрес со стуком распахнулась, и из нее вылетел высокий парнишка с непослушной копной темно-коричневых волос. Темно-синяя школьная форма, как и подобало мальчишкам-подросткам, плохо сидела на нем: была слишком коротка в запястьях и мешковата в плечах. Пиджак помят, кончик галстука в серую полоску обтрепан из-за постоянного дерганья. Парень остановился, его глаза задержались на мне. Он сверлил меня долгим пристальным взглядом, выпирающий кадык скакал вверх и вниз. Стало страшно от столь откровенного разглядывания. Затем он покачал головой и с громким вздохом выскочил из офиса, оставив меня точно Офелию в ее спальне.
У меня никак не укладывалось в голове: как парень, получивший в этой жизни выигрышный билет, мог выглядеть столь глубоко несчастным. Я наблюдала за ним через окошко из ударопрочного стекла, отделяющего офис директора от главного коридора. Он достал телефон. Его пальцы порхали над экраном со сверхъестественной скоростью и ни на секунду не замедлялись, даже когда он поднял глаза и одарил меня задумчивым взглядом.
– Это заклинание? – спросила я. Из-за моего плеча донесся глубокий смех.
– Что именно? Печатание на телефоне? Нет, они все сейчас такие шустрые.
Я обернулась и обнаружила у себя за спиной улыбавшуюся Марион Торрес. На ней были джинсы и миленькая, но не чересчур, блузка. При виде нее я сразу почувствовала себя одновременно разодетой и недоодетой. В выходные я несколько часов потратила на то, чтобы решить, что надеть для поездки в место, подобное Осторну. В чем я буду похожа на профессионала, способного раскрыть убийство? И при этом не покажусь белой вороной? В конце концов, я откопала костюм, который надевала на единственное судебное заседание, куда меня пригласили дать показания – дело о супружеской измене: муж подтвердил мои подозрения, что это он убил свою жену ножом для колки льда. Когда я сообщила ему об измене жены, он разъярился еще сильнее и орал больше, чем на вынесении приговора.
В этом своем костюме я рядом с Торрес ощущала себя ребенком, играющим в переодевания. Отличное начало.
Мы с ней поприветствовали друг друга: «вы легко нас нашли», «как хорошо, что вы согласились нам помочь», «вы получили договор». Она протянула мне приятно пухлый конверт с деньгами, которые я даже не пересчитала, чтобы сложилось впечатление, будто между нами с самого начала установились хорошие отношения. Я оглянулась на миссис Уэбб. Та наблюдала за нами тем же самым безжизненным, равнодушным взглядом, каким встретила меня. Я уже боялась ее допрашивать.
– Я собираюсь показать Айви нашу секцию «Теоретической магии», – сказала Торрес. – Не хотите присоединиться к нам?
Миссис Уэбб с сожалением, не коснувшимся напряженных складок вокруг рта, покачала головой.
