Уж поверьте, пытался.
А теперь она здесь. И я ее спасу. Не могу сдержать улыбку. Может быть, это адреналин, может, обычная глупость, но жизнь всегда обретает для меня смысл, когда я перестаю воспринимать ее всерьез.
Я хочу максимально использовать каждый момент.
Черт! Если сегодня я стану героем, она наверняка это заметит – не сможет не заметить.
На четвереньках я ползу к ее месту, осторожно стучу по руке, лежащей на подлокотнике. Губы Дженнифер кривятся от гнева, не от страха, и это делает ее ослепительной. Она чуть не подпрыгивает от неожиданности, но здравый смысл не позволяет ей вскрикнуть.
Я растягиваю губы в самой обаятельной из своих улыбок:
– Эй, не хочешь прогуляться? Двери открыты.
Она смотрит с непониманием, словно я говорил по-испански, а не по-английски, хотя мне ли не знать, что это не так.
– Двери, – шепчу я, возвращаясь к прежнему сценарию, и указываю на выход. – Выбирайся. Передай друзьям.
На этот раз Дженнифер кивает и локтем толкает девушку рядом – еще одну из команды чирлидеров. Люди передают новость друг другу. Девушки осторожно выскальзывают в проход.
Дженнифер проходит первой – и опять не обращает на меня внимания.
Ученики и учителя, сидящие перед ними, замечают движение. Они беспокойно вертятся. И слишком шумно. Кресла их громко скрипят. Я отчаянно жестикулирую, призывая их двигаться тише. Обижаться на Дженнифер времени нет. Но это не означает, что я не обиделся.
Конечно, я не рассчитывал, что она влюбится в меня, как в рыцаря в сверкающих доспехах. Но я бы не отказался от улыбки или какой-то благодарности за спасение.
Я перехожу в следующий ряд.
Рука с маникюром сжимает мое плечо. Я поворачиваюсь и чуть не сталкиваюсь с Дженнифер. Она не улыбается. Губы ее плотно сжаты. И все же она говорит:
– Спасибо.
А потом поворачивается и спешит к проходу и дверям вместе с подругами. Я не двигаюсь. Сердце у меня отчаянно колотится – и вовсе не от страха и ужаса.
Она узнает меня, когда я решу ее куда-то пригласить.
Сильв
Фарид стоит у дверей, направляя людей, чтобы все выходили быстрее. Он – отличная мишень, но это его не волнует. Те, кто не пострадал, помогают идти раненым – по крайней мере тем, кто может идти. Некоторые пули попали в стены и потолок. Но в первых рядах и проходе у двери, через которую Тайлер вошел, лежат раненые и убитые.
Не могу вспомнить, сколько раз Тайлер стрелял. Разумом я понимаю, что были моменты, когда он не стрелял, а ядовито разглагольствовал. Но эхо выстрелов все еще звенит в ушах. Я думаю, когда Тайлер остановится – и что останется от нас к этому моменту. Мне хочется последовать за теми, кто выходит из зала, хочется выбраться отсюда и почувствовать себя в безопасности.
Но если я уйду, когда Отем танцует перед своим братом, то всегда буду жить с оглядкой. Я отказываюсь бояться.
И поэтому я продолжаю привлекать внимание и шептать, не отрывая взгляда от сцены.
Я отказываюсь видеть, как она умрет.
Рядом со мной какой-то ученик поднимается и начинает проталкиваться через толпу поближе к проходу. За ним следуют другие. Но пробраться сквозь толпу нелегко. Я слышу их бормотание, но не понимаю ни слова.
Мы сейчас такие – испуганные, но неустрашенные.
Я продолжаю двигаться. В голове всплывают воспоминания, фрагменты истории – моей истории.
Пальцы Отем сплетаются с моими.
Руки Тайлера прижимают меня к земле.
Письмо прожигает мне карман.
Томас возвращается за мной после всех этих месяцев, когда я отталкивала его.
Что бы ни произошло дальше, эти моменты останутся в моей памяти. Настало время перестать прятаться.
Два самых важных человека сейчас передо мной – парень, который меня раздавил, и девушка, которая помогла мне снова стать собой. Я не позволю ему отобрать ее у меня.
Отем
Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Я жду, что Тай нажмет курок, но воспоминания не приходят. Никаких последних желаний или сожалений.
Я съеживаюсь. Плечи опускаются, руки дрожат. Когда отец злится, он ругает меня последними словами и не останавливается, пока не почувствует, что победил.
Тай хуже. Взгляд у него безумный и пустой. Он трясет головой. Кажется, что в зале остались только мы двое.
– Я думал, тебе знакомо чувство одиночества и утраты. Я думал, ты хочешь сбежать именно поэтому – чтобы драться. Чтобы победить. Знаешь, как больно было узнать про тебя и эту… эту шлюху? Ты лгала всем нам.
Я грустно улыбаюсь.
– Если хочешь, можешь обвинить меня в маминой смерти. Поверь, я не услышу ничего такого, что не говорила бы себе сама. Но это была случайность. Ужасная, кошмарная случайность. – Я повышаю голос: – Но Сильв? Это не случайность.
Что бы ни случилось, я хочу, чтобы она это знала. Знала, что я любила ее. Я люблю ее. Как бы мне хотелось сказать ей об этом тысячу раз! Как бы мне хотелось сказать ей об этом раньше, когда сегодняшний день еще не наступил!
– С ней я чувствую себя в безопасности – как с тобой когда-то. Она не осуждает меня. И если ты не можешь этого понять, мне жаль. Мне правда жаль. Но это не изменит моего отношения к ней. Я люблю ее.
Если Тай хочет правды – вот она, самая простая истина. С каждым произнесенным словом, с каждой раскрытой тайной я побеждаю. За это время еще кто-то из учеников сможет покинуть аудиторию.
Тишина, наступившая после моих слов, придавливает меня к полу. В ней и лед, и огонь, и надежда. Я обхватываю себя руками и шепчу:
– Тебя я тоже любила.
И люблю, несмотря ни на что.
Мне кажется, после этих слов он сразу же застрелит меня. Но он медлит, моргает, словно приходя в себя от морока. Ствол на секунду опускается. Может быть, мне все же удалось до него достучаться? Но тут губы Тайлера кривятся в усмешке.
– Слишком мало, – говорит он. – И слишком поздно.
Глаза у меня расширяются, руки дрожат. Я больше ничего не могу сделать. Тайлер разворачивается, вскидывает винтовку и смотрит на поредевшую толпу учеников в зале.
Клер
– Мы не до конца понимаем мотивы Тайлера. Нам нужен кто-то, кто хорошо его знает. Мы отправили специалистов к нему домой, но нам нужен кто-то из учеников, – говорит шериф Ли.
– Его сестра учится здесь, – чуть помолчав, произносит Крис. – Отем – спокойная, тихая девушка, но в Оппортьюнити ее знают все. Все знают семью Браун. Их отцу принадлежит магазин на Мейн-стрит.
