– Да и ... как бы это сказать... Мировое сообщество
будет шокировано...
Кречет пренебрежительно отмахнулся:
– Плевать. Тем более, что никакого мирового сообщества
нет. По крайней мере в вопросах религии. Или вы мировым сообществом считаете
одни США, а весь мусульманский мир, к примеру, вне такого сообщества? Или
Япония?
Коломиец пробормотал, несколько сбитый с толку чересчур
быстрыми переходами:
– При чем здесь Япония...
– А при том, что там как раз язычество. Ну да, с точки
зрения христианства. У японцев своя древняя религия... синтоизм, кажется. Свои
японские боги, как у нас были свои русские – Перун, Ярило, Сварог, еще
какие-то, не упомню... По домам, ребята! По домам.
В приемной министры начали разбиваться по интересам, Кречет
вышел провожать, как радушный хозяин. Бумажка все еще белела между пальцами. Он
морщил лоб:
– Казанов, Казанов... Лидер движения русских язычников
– Казанов... Что-то имя знакомое... А, то был Казанова! Писатель, авантюрист,
которого почему-то знают только как бабника. А этот Казанов... Он что, татарин?
Вопрос был к помощнику, тот краснел и бледнел, не зная, как
ответить, а Коломиец, все-таки это касалось больше министерства культуры,
удивился:
– Почему вдруг?
– Казан, – пояснил Кречет. – Будто не знаю,
что казаны к нам пришли от татар.
Помощник, наконец понял, что от него хотят, быстро вытащил
из нагрудного кармана смятый явно за ненадобностью листок, двумя руками, как
драгоценный меч, подал Кречету, только что колено не преклонил.
Тот быстро пробежал глазами, отшатнулся. На суровом лице
медленно проступила усмешка. Это было так, словно попыталась улыбнуться
гранитная стена.
– Справка по этому Казанове, – сказал он медленно,
в голосе все еще оставалось недоверие. – Дорогой, ты не мог ошибиться?
– Трижды проверял, – поклялся помощник.
Мы топтались в дверях, не уходили, заинтересованно ждали.
Кречет нехорошо улыбнулся:
– Когда этому деятелю исполнилось шестнадцать, он при
получении паспорта одну буковку в анкете подправил... всего одну! "г"
заменил на "з". Когда лет через десять обнаружилось, он оправдывался,
что с такой фамилией оказалось легче поступить в университет. Поверили, больше
об этом не вспоминали. Так и остался Казановым.
Яузов тихонько хрюхнул, потом затрясся всем телом, захихикал
мелким противным смешком, лицо побагровело, мы все начали улыбаться, а Яузов в
изнеможении плюхнулся на стул у двери, лицо стало кисло-сладким, знаками умолял
пощадить, а то сейчас кончится...
Коган молчал, в глазах было веселое восхищение. Краснохарев
проворчал непонимающе:
– Да как же так?.. Опять Коган... Когда он успевает?
Теперь уже во главе русских язычников... В борьбе за истинную веру?
Кречет сказал невинно:
– Христа распяли, ладно – их внутреннее дело. Но
язычники...
– А теперь хотят и его учение искоренить, –
предположил тихий Усачев. – Странный какой-то сионистский заговор.
Я боялся, что головы повернутся в мою сторону. Так и
случилось, и от ожидания скорых неприятностей мороз пошел по коже. Стараясь
выглядеть тоже беспечным и веселым, я развел руками:
– Почему нет?.. Христианская церковь – враг иудаизма.
Православие попортило крови иудеям больше, чем все цари и генсеки вместе
взятые. Но, полагаю, дело не в этом.
– А в чем?
– Никто не собрал древних русских былин и сказаний
больше, чем еврей Гильфердинг. Годами скитался по самых удаленным селам Севера,
записывал все, что еще оставалось в памяти древнейших стариков, публиковал,
снова отправлялся в экспедиции, спасая древнее русское наследие. Так и замерз
где-то в лютую метель. Полагаю, что и этот... Казанов вполне искренен.
– Но почему? – не понял Краснохарев. –
Почему?
– Сионистский заговор, – объяснил Кречет серьезно.
Я покосился на Когана, тот молчал, отводил глаза. Кречет
тоже бросил быстрый взгляд на министра финансов, взял Краснохарева за плечи и
вытолкал в двери:
– Казанов так Казанов, язычники так язычники... Пока ни
моей головы, ни моей задницы не требуют – черт с ними. Лишь бы налоги платили.
* * *
Когда я вставлял ключ в замочную скважину, телефон
подпрыгивал от истошных звонков. С той стороны в дверь знакомо бухнуло. Хрюка
скреблась и верещала, когда я приоткрыл дверь, бросилась на грудь, как мелкая
прыгучая болонка.
– Не понимаю, – сказал я, – чего к тебе
цепляются? Толстая, мордастая... Во-первых, ты не толстая, а аппетитно
полненькая. Во-вторых, Анна Каренина тоже была полной, как и Гамлет, но дураки
постановщики обязательно выбирают на их роли тощих и заморенных манекенщиц и...
э-э... манекенщиков. А ты – настоящая!
Она повиляла хвостиком, преданно глядя в глаза. Мол, ты тоже
настоящий, дай фролик.
Телефон зазвонил снова. Снова выждал до третьего звонка:
– Алло?
Из трубки донеслось:
– Виктор Александрович?..
– Вы забыли назваться, – ответил я сухо. На табло
пробежали прочерки вместо номера звонящего. Либо кто-то звонит из автомата,
либо не желает, чтобы его номер высветился на моем определителе.
На том конце мужской голос сказал поспешно:
– О, простите великодушно!.. Наша, знаете ли,
национальная черта. Особенно обидно для нас, кто стоит на возрождении
нравственности, порядочности, что обязательно включает в себя правила
поведения, этикета... Вас беспокоят из Высшего Дворянского Собрания. Меня зовут
Аркадий Аркадьевич, я ответственный секретарь нашего общества, мы бдим и радеем
о возрождении нравственности...
Хрюка подбежала к двери, поскреблась снова прибежала, глядя
в мои глаза очень настойчиво.
– Аркадий Аркадьевич, – сказал я, – не
говорите так красиво.
На том конце провода дробно рассеялись:
– О, слова Базарова! А нынешнее поколение уже и не
знает Тургенева...
– Аркадий Аркадьевич, – сказал я уже суше, –
чем могу быть полезен?
На том конце провода уловили мое нетерпеливое желание
отделаться, голос заторопился:
– Понимаете, многие видные члены нашего общества высоко
оценили ваш труд на благо Отчизны. В частности, князь Голицын, князь Вяземский,
князь Тьмутараканов, ряд баронов... Группа видных членов выступила с
предложением принять вас в Высшее Дворянское Собрание.
Хрюка снова настойчиво показала на дверь, напоминая, что
раньше гуляли три, а то и четыре раза в сутки, а сегодня были на улице только
раз, сейчас уже почти ночь...
