– Есть шанс, – сказал Кречет с надеждой, –
что поддержит интеллигенция. Я говорю о настоящей, ее не так видно, как эту горластую,
что со свечками в руках лезет в первые ряды молящихся, отпихивая локтями
старух, только бы оказаться рядом с мэром, что тоже крестится и кланяется,
крестится и кланяется...
– Полагаете, и мэр дурак?
– Не знаю. Я ж говорю, он лучший из всех хозяйственников,
каких знаю. Если бы Краснохарев заупрямился, не стал бы со мной работать, я бы
предложил эту работку нашему мэру. Сейчас его положение обязывает зайти даже в
публичный дом, если такой появится в его городе, а вот другие... Помните старый
анекдот про сельского священника и парторга? Парторг говорит: батюшка, на
завтра дай из церкви стулья в красный уголок, у нас партсобрание. Не дам,
говорит священник, в прошлый раз перепились, все стулья заблевали. На это
парторг: если не дашь стулья, я в твоем хоре петь не буду. Ах так, говорит
священник, а я тогда тебе монашенок для утех твоих гостей из области присылать
не буду! Парторг обалдел от такой наглости, говорит угрожающе: батюшка, ведь за
такие разговоры можно и партбилет на стол положить!.. Так вот настоящую
интеллигенцию раздражает чересчур плотная смычка церкви с властью. Как
раздражает и обязательность посредника между человеком и богом.
– Но у нас так всегда было.
– Ну, не скажите... Цитируя ваши книги, скажу, что в
язычестве каждый мог говорить со своим богом и без волхвов. Это уже потом,
когда Владимир опрометчиво выбрал христианство... да еще православную ветвь!..
Мы только-только избавились от порочной системы выборщиков, начали выбирать
президента страны напрямую, как губернаторов, мэров и прочих чиновников, это
придает какое-то чувство гордости... мол, впервые не слепое стадо, но в
религии... вернее, в церковной иерархии все тот же опостылевший посредник.
Только и того, что раньше твою исповедь сообщал приставу, потом в райком, а
теперь хрен каким структурам, но сообщает, это в самой структуре церкви, в ее
подчиненности светской власти!
Я помолчал, сказал нерешительно:
– Уверены, что настоящая интеллигенция поддержит ислам
в России?
– Настоящая – да. Если, конечно, ей объяснить, что такое
ислам. Беда в том, что настоящая интеллигенция никогда не играла роли в России.
А сейчас, в наше рыночное время горлохватов, они и вовсе забились в уголки,
жалкие и растерянные. Одни тихо мрут от голода, кто-то кончает жизнь
самоубийством, кто-то с головой уходит в мистику, буддизм...
– Так на кого же опираться? Не на танки же?
Тот ответил медленно:
– На молодежь. Любую революцию всегда делали молодые.
* * *
Он умолк, глаза смотрели в одну точку, но их фокус сходился
далеко за стеной. Я молчал, не решаясь прервать тяжкие раздумья не столько
президента, как в самом деле могучего гиганта, что взвалил на плечи тяжесть
такого решения. Я что, я только высказал и обосновал интересную идею. А за
осуществление не отвечаю. Как Карл Маркс не отвечает за строительство
коммунизма в России.
На экранах включенных телевизоров мелькали кадры,
красовались попзвезды, на одном двое сдержанных англичан на могилах своих
матерей торжественно и строго клялись, что никогда в жизни, никогда-никогда, не
будут пользоваться телевизионными трюками. После паузы, когда они постояли со
скорбно склоненными головами над могилами матерей, в их руках возникли
роскошные букеты, которые они так же торжественно положили на могилки.
Я ощутил, как сами собой стискиваются кулаки. При этом
всеобщем осмеивании, нарушении клятв, неизбежно появится жажда верности слову,
клятвам, а при сегодняшней распущенности маятник обязательно качнется в другую
сторону. Уже качнулся. Кречет пришел к власти на подъеме тех сил, которых в
разные века называли пуританами, аскетами, коммунистами, фашистами,
религиозными фанатиками... И все клички неверны, потому что в основе каждого
лежало стремление души возвыситься над чрезмерно обнаглевшей плотью. Бунт души.
Пусть даже такой кровавый, как путь Савонаролы, который есть не что иное, как
Христос, которого не распяли... Да, если бы Христа тогда не распяли, он жил бы
так, как Савонарола и кончил бы так же страшно...
Я тихохонько встал, бесшумно придвинул стул и вышел,
направляясь обратно в малый зал, где трудилась вся команда. Похоже, общество
созрело для перемен более глубоких, чем политика или экономика. Внезапно
хлынувшей порнухой, чернухой, сексуальной и бисексуальной свободой в самом деле
объелись до тошноты. Но все еще не видят связи между тремя мушкетерами или Айвенго,
которыми восхищаемся и которых любим, и между, скажем, всякими там чернозадыми,
вроде чеченцев, узбеков, таджиков и прочих чушек. А ведь эти чернозадые
исповедуют в быту те же законы, на которые мы поплевываем презрительно как на
дикие пережитки прошлых веков, и которыми восхищаемся в мушкетерах! Честь,
верность слову, достоинство, один за всех, все за одного...
Народ, будь это грузчики или академики, еще не понимают, что
уже созрели. Надо только провести так, чтобы эти законы пришли к нам не от
всяких там чушек, что торгуют на базарах апельсинами, а от благородных арабов,
наследников Синбада-морехода, Гарун-аль-Рашина, Али-бабы, Шахерезады.
Вообще-то Кречет в той же ситуации, в какой оказался князь
Владимир. Принять христианство от Византии, врага, это словно бы признать
поражение, но если взять у Болгарии...
Марина быстро стучала по клавиатуре. Экран я не видел,
только на ее милое лицо падал трепещущий свет базы данных. Она улыбнулась мне
как старому другу, поинтересовалась:
– Ну как, скоро мне надевать паранджу?
Я поинтересовался, колеблясь:
– Наш президент держит вас в курсе?
– Если не меня, то кого тогда? – спросила она
весело. – Мы с ним еще с военного городка вместе. Я тогда пришла по
вольному найму. С тех пор...
Я удивился:
– Вы знаете так много... Значит ли, что и вы
поддерживаете эту безумную идею частичной исламизации России?
Она засмеялась:
– Почему нет?
– Но тогда, – сказал я осторожно, тщательно
выбирая слова, – как же насчет ущемления женских прав... Все-таки законы
ислама к женщинам строговаты...
Она покачала головой, в глазах прыгали искорки:
– Зато мужчины станут мужчинами, а не мужиками. Я знаю,
Платон Тарасович рассказывал, как вы его мордой о стол... Ну, когда он вас
обозвал мужиком! А нам всем так хочется, чтобы мужчина был силен и горд...
Многим женщинам эта эмансипация уже поперек горла. Впятеро больше работы,
больше грязи, тревог, ответственности, а прав что-то не заметно! К тому же,
самое главное, вы преувеличиваете это закрепощение. Вон в Турции женщины не
ходят в чадре, а глава правительства – женщина! Да еще какая красивая и
женственная!
– Ну, это верно...
Она улыбнулась дружески:
