– У нас равноправие, но что-то я не видела, женщин в
нашем правительстве. Честное слово, я всерьез за ислам. Свободы для женщин
будет не меньше, чем сейчас. В исламе течений тоже хватает! Прибавится еще
одно: русский ислам. Со своими особенностями. К тому же речь шла не о
тотальной, а только о частичной исламизации... Верно?
Я пробормотал ошарашенно:
– Ну, в общем-то...
Она засмеялась:
– Не надо делать такие большие глаза! Я знаю, что я
ничего, но почему я обязательно должна быть дурочкой?
Глава 27
Кречет вошел в зал через пару часов, подтянутый и бодрый,
словно собирался принимать парад. Яузов дернулся встать, но чертыхнулся в
полэтажа и лишь выпрямился как на параде. Остальные умолкли и ждали в
почтительно государственных позах.
Марина поставила перед президентом графин с оранжевой
жидкостью. Коган сморозил что-то о горилке с перцем, а Яузов, будучи знатоком
по горилке всех видов, посмотрел выразительно и постучал по лбу, на что Коган
тут же сказал: «Войдите», а потом: «Ладно, сиди, я сам открою». Стенки графина
сразу запотели, там на глазах начали вздуваться мелкие блистающие шарики.
Кречет бросил на середину стола листок. Ноготь со стуком,
словно в самом деле коготь кречета, припечатал бумажку с полированной
поверхности.
– Этот листок... Кто бы мог подумать, что движение
коммунистов, так исковерканное и униженное, имеет какое-то будущее...
– Что за бумажка? – спросил Краснохарев носорожисто.
– Отчет. Ну тех самых отделов, которые не спускают
глаз. Количество коммунистов все время сокращалось, разумеется, за счет
вымирания стариков. Но вот наметилось замедление процесса... Еще с прошлого
года. А в этом в их ряды вступило молодежи больше, чем ожидали сами коммунисты.
Из тех, кто не помнит тех страшных лет, а лишь по идиллическим рассказам деда,
да по самим лозунгам, прекраснее возвышеннее которых не найти на всем свете.
Слышали от старых коммунистов: свобода, справедливость, от всякого по труду,
каждому по потребностям... Романтическим душам это близко. Их я тоже числю в
своих сторонниках, хотя они об этом не подозревают...
Коган сказал злорадно:
– Сторонники? Да они с вас первого шкуру спустят!
– Сторонники, – подтвердил он со вкусом. – Жаждут
сделать Россию сильной и гордой!.. Надо их перехватить у коммунистов.
– Как?
– Не знаю. Сказать правду о наших планах – разорвут в
клочья. Они ж еще не понимают, что коммунизм пока еще невозможен. А вот...
Наступила пауза, глаза многих повернулись в мою сторону.
Мол, раз уж президент оказывает вам, дорогой, непонятное предпочтение, то
объясните что надо делать нам, простым и неглупым министрам:
– Тогда, – предложил я, – сперва надо громко
и уверенно выложить все козыри. Не всем, а пока этим, молодым и горячим. Мол,
Россия станет сильной и богатой, снова встанет во главе... по крайней мере –
половины мира, даст достойный ответ НАТО... а потом таким это тихоньким
голоском прошептать, каким образом это может получиться. Конечно, взрыв будет,
но все же часть уже будет подготовлена идти на жертвы. К тому же это молодежь!
Еще часть сочтет это великолепной дерзкой выходкой, вызовом старому обществу,
своим родителям, школе, институту, проклятым преподавателям, что ходят в церкви
и целуют руки попам.
Пока они переглядывались, привыкли обсуждать все неспешно,
чтобы не наломать дров, не колхозом все-таки руководят, а страной, Кречет
сказал с кривой усмешкой:
– Я уже пять лет как не пью. Нет, я не трезвенник, но я
непьющий. Это две большие разницы, как говорят на телевидении. Когда я впервые
встретился с руководителями страны, я ужаснулся их тупости, пустоте, их
беспробудному пьянству... И тогда впервые подумал в страхе: почему эти тупые
люди управляют такой огромной страной? Почему они вообще управляют? Не потому ли,
что умные и совестливые люди шарахаются от политики, брезгают ее, как грязным
делом?.. Вот и добрезговались!..
Коган хихикнул, я понял его намек, что фразу Кречета можно
понять двояко.
Яузов прорычал с задумчивым видом, ни к кому не обращаясь:
– С другой стороны, мы настолько изголодались по
героике, что начинаем героизировать бандитов, гангстеров, наемных убийц! Что ни
фильм про японскую мафию...
– Якудзу, – подсказал всезнающий Коган.
Яузов покосился на него недобрым глазом:
– Знали бы вы, Сруль Израилевич, так финансы, как
американские боевики! Эти якудзы уже сплошь рыцари без страха и упрека. На
самом деле, обыкновенные бандиты, но всем так опостылела серая жизнь, где «Не
будь героем» норма, что уже и бандиты – нечто светлое и романтичное...
– Да, – согласился Коган очень серьезно, –
самое время посмотреть в сторону ислама...
Кто-то хихикнул, а Кречет заговорил медленно и горько, все
снова притихли, слушали.
– Мне каждый день на стол кладут разные сводки... Из
двадцати миллионов мусульман, проживающих в России, процент пьющих ничтожен. А
в странах ислама это вообще сведено к нулю. В странах ислама фактически
отсутствует преступность. Нет проституции... Да что там перечислять! Древний
Арабский Восток переживает вторую молодость. А Россия стремительно дряхлеет,
догоняя Запад. Но нам повезло, что мы голодные и в драных штанах. Сытая страна
не способна ни на подвиги, ни на великие свершения. Она просто живет... и
стремится сохранить свое безмятежное существование. Ей не нужны перемены. А мы
сейчас в таком унижении, в таком позоре... что готовы на все, только бы снова
вернуть себе гордость, смыть позор с имени русских!
Коган сказал осторожно:
– Ох, Платон Тарасович... страшно мне.
– От перемен?
– От вашего голоса.
– Еще не привыкли?
– Не успеваю. С каждым днем звучит все страшнее.
По лицам собравшихся я видел, что министр финансов лишь
выразил общее мнение. Кречет громыхнул:
– Радоваться надо!.. Нам повезло жить в такое время,
когда страну можно повернуть в любую сторону. Сытую корову с места не сдвинешь,
а вот Россию... Спасибо западным странам, со своим НАТО у наших границ сделали
то, чего не смогла бы никакая наша пропаганда. Люди, что все годы Советской
власти смотрели на Америку с надеждой, теперь звереют на глазах. И готовы на все,
только бы обломать ей рога.
Коломиец сказал задумчиво:
– Здесь примешивается и извечная неприязнь бедных к
богатым... но вы правы: отношение к Западу резко меняется. Но что вы задумали?
Я чувствую, что-то очень опасное.
– Очень, – признался Кречет. – Но сперва я
хочу напомнить первые годы перестройки. Помните так называемую гласность?..
Наконец-то разрешили опубликовать запрещенные романы Солженицына, опубликовали
всего Гумилева, Северянина, даже мемуары белых генералов... И что же? Все были
поражены тем, что ничего не произошло. Небо не рухнуло, гром с ясного неба не
прогремел, солнце как светило, так и светит. Ну, опубликовали и опубликовали.
Раскупили, прочли, поставили на полки. А на работу по-прежнему ходить надо,
кормить семьи надо, одеваться и обуваться, ходить в кино, сидеть перед
телевизором!
