– И времени, – добавил я.
– И усилий, – подбросил Коган издали. Он раскрыл
папку с бумагами, но жадно прислушивался к нам.
– Словом, в конце концов, уже под утро, когда все
устали и охрипли, состоялся наконец деловой разговор. В целом, соглашение
достигнуто. Церковь я обезвредил. На свою сторону, естественно, перевербовать
не мог, но на это рассчитывать было бы глупо. Просто согласилась развалиться
как православная, с тем, чтобы захватить позиции в исламе.
– Для некоторых, – сказал я, – самых
честолюбивых, это как раз шанс быстро взлететь на самую вершину. Верховным
муфтием России могут стать намного быстрее, чем продвижение от архимандритов до
митрополитов, а затем к заветному креслу патриарха.
Он усмехнулся:
– Я на это намекнул. Так это, вскользь. Смотрю, у наших
попов глазенки загорелись. Потом начали тайком оглядывать друг друга,
прикидывать силы. Уже смотрят, в кого вцепиться. А я еще подлил масла в огонь,
скорбно посетовав... не улыбайся, я могу скорбно посетовать, когда очень
надо!.. что православный мир маловат, а вот исламский... Им откроются
возможности общаться с богатейшим и необъятным Востоком, арабскими странами,
Африкой, всем исламским миром. Гляжу, уже не только глазки горят, а и слюнки
потекли.
Вошла Марина с большим подносом. Ароматный бодрящий запах
потек по комнате. На тарелочке громоздились исполинские бутерброды. Кречет
довольно каркнул, ухватил в обе руки. Ел быстро, как изголодавшийся волк,
только что не рычал. Кофе пил большими глотками, морщился, обжигаясь,
бутерброды исчезали моментально.
– Конечно, – сказал он ядовито, – кое-кто из
высших чинов церкви не хотел в ислам по другой причине...
– Какой?
– Какие могут быть серьезные причины в стране, живущей
по законам экономики? Правильно, экономические. Наши попы беспошлинно ввозят
из-за рубежа водку и сигареты, а ислам им эту лавочку прикроет.
Звякнул телефон внутренней службы. Кречет снял трубку, я
услышал твердый голос Чеканова, деликатно встал, чтобы не подслушивать, отошел.
Сквозь приоткрытую дверь видно было, как в приемный зал
вдвинулся неспешный Яузов, мирно беседуя с Коломийцем. Огромный и грузный, как
носорог, Яузов двигался как огромный сытый сом, Коломиец шел как балерун,
изящно и красиво, голову вежливо склонил к плечу, выслушивая министра обороны,
но глаза были отсутствующие.
– Когда дурак сожрет что-то ядовитое, – громыхал
Яузов, – его можно напичкать дорогими лекарствами, свозить на анализы,
задействовать ультрасовременную аппаратуру и приставить к его загаженной
постели лучших профессоров. Наша страна не смогла переварить коммунизм, а
сейчас Кречет сунул ей два пальца в рот, чтобы выблевалась, да еще и ставит
ведерную клизму. Жестоко? Да. При нынешнем уровне медицины... мировом уровне!..
это негуманно. Дико даже. Но если у нас нет ни техники, ни денег? Пока главное,
чтобы наш дурак выжил. А там будут и техника, и деньги, и все остальное.
Коломиец морщил аристократический нос:
– Вы считаете...
– Мы опоздали с терапией, – грохнул Яузов так, что
на далеком окне вздрогнули жалюзи, а скрытые телекамеры явно изменили угол
съемки. – Да и денег нет на лекарства, чтобы остановить гангрену. В нашем
случае проще прижечь рану каленым железом, как делали наши предки, иначе дрянь
поразит все тело. Конечно, достанется и здоровой ткани, останется безобразный
шрам. Гуманитарии и правозащитники поднимут вой о нарушении прав. Но они видят
только отдельных людей, а страны не видят. Для них Россия – только территория.
Я бы их только за это...
Он умолк, поперхнувшись гневом, но огромный кулак сжался с
такой силой, что окажись в нем все правозащитники, от них остались бы только
шкурки, а по полу расплылась бы лужа.
Коломиец раскланялся с Мариной, церемонно пропустил министра
обороны первым, то ли потому, что армия всегда идет впереди культуры, то ли
потому, что в двери снова открыта только одна створка.
Пришел Забайкалов, несколько дней его не видели, все в
загранпоездках, следом прошмыгнул Коган, а Краснохарев явился в сопровождении
неизменно молчаливого и смирного Усачева.
После приветствий, Краснохарев раскрыл папку, брезгливо
перебрал бумаги и заговорил так, словно только что сделал открытие:
– Мы привыкли, что США борется с СССР, но на самом деле
вовсе не пытались разрушить Советский Союз, а всячески поддерживала его
существование! Как вы, господин президент, громогласно осудив акции украинских
националистов... гм... Штатам был выгоден русский гигант с загнивающей экономикой,
что медленно уступал им первенство, потом уступил вовсе, но все еще бодро
твердил о паритете... По-настоящему там начали страшиться нас только сейчас. У
нас и природных богатств вагон и маленькая тележка, и стратегическое положение
на шарике исключительное, и мозги в голове, а не там, где у американца. Если же
пустим все на рельсы обычной экономики, то в самом деле дипанем, то есть,
догоним и перегоним. Вот почему они, понимая это гораздо лучше нас самих,
всячески придвигают свои базы к нашим границам!
– Значит, там верят в быстрый взлет России?
Я сказал осторожно, видя, как у всех загорелись глаза:
– Они предполагают и такое. У них заготовлены десятки
сценариев развития России. От нынешнего президентского, до теократии... если
кто не знает этого слова, тут все военные, то поясняю – правление церкви!
– Как в Ватикане? – спросил любознательный Коган.
– Как в Израиле, – огрызнулся я. – Явно
предусмотрены и другие варианты. По одному из них, достаточно вероятному, а то
и не по одному, Россия может в кратчайшие сроки явить экономическое чудо. А
второй гигант, даже мирный, им все равно страшен. Хочется быть единственным
силачом на земном шаре. Тогда американский обыватель будет спать спокойно, а
главное – сыто взрыгивая, учить другие страны, как жить без забот, не сушить
науками голову, расслабляться, балдеть, оттягиваться в сексуальной и
бисексуальной свободе.
– Наш народ уникален, – сказал Кречет с некоторым
удивлением. – Он выбрал меня, хотя знал, что я не поведу его в сладкую Америку.
Знал, что прикрою порнуху на телевидении и в прессе, урежу языки лживой
массмедии! Знал, что жизнь станет жестче... и все же выбрал! Почему?
Все молчали, а Коган произнес с двусмысленной улыбкой:
– Умом Россию не понять, аршином общим не измерить...
– Ну, всю понять никто и не пытается, но кое-что
уяснить можно. К примеру, наш народ не может просто жить и поживать, как
говорится в сказках. Ему нужна цель, нужны идеи, нужно то, к чему бы стремился
всей душой, за что воевал бы до последней капли крови, за что мог бы отдать
жизнь. Хорош я или плох, но я единственный, кто не обещал сложных экономических
схем, постепенного улучшения экономического климата...
– А кто пообещал застрелиться, – добавил Коган
серьезно. – Платон Тарасович, а не думаете, что избрали только ради этого?
