– Это вы, Виктор Александрович? Что-нибудь случилось? Я
ждал возвращения машины...
– Уже возвращаемся, – перебил я. – Срочно
вышлите людей на базу... как ее... военную, что в направлении Ярославского...
Там сейчас, все горит, но вы кое-что найдете...
Голос в трубке стал серьезным:
– Виктор Александрович! Что случилось?
– Поторопитесь, – бросил я.
Я отключил связь, хотя из мембраны неслись писк и вопли.
Стелла смотрела на меня большими испуганными глазами. Брови взлетели в
неподдельном страхе, глаза расширились, а рот открылся для крика, но так и
остался. Мне в таком случае сказали бы, чтобы закрыл рот, а то трусы видно, но
я ей не сказал, не думаю, что у нее такие же отвратительные трусы, подмигнул и
прибавил газ.
– Кто вы? – вскрикнула она. – Джеймс Бонд на
пенсии?
– Дед майора Пронина, – ответил я.
Машина двигалась в черной тени вдоль высокого бетонного
забора, подсвеченного по вершине багровым заревом. Небо тоже стало багровым.
Все прожекторы теперь лихорадочно шарили по территории базы, я видел, как по ту
сторону ограды к небу рвутся багровые языки пламени. Явно приходя в себя,
Стелла красиво смерила меня взглядом:
– На деда не тянете. По крайней мере, на деда майора.
– Я замаскировался, – объяснил я. – Вас куда
подбросить: в органы или сразу в тюрьму?
– А другого варианта, – спросила она тихо, –
у вас нет?
Я подумал, поколебался, я все же не на государственной
службе, а советник – это как бы даже не работник, а так, сегодня пришел, а
завтра могу не являться, и потому из меня вырвалось как бы само по себе:
– По-моему, ваша квартира по дороге.
– Да, – ответила она тихо.
– Вот и прекрасно, – решил я. – Я чувствую
слюни этих мерзавцев у себя на спине. У вас горячую воду еще не отключили?
Она искоса посмотрела в мою сторону, еще не совсем веря:
– У меня и шампунь есть.
– Не собачий?
– Почему собачий?
– Когда кончилось мыло, а выйти в магазин было лень, я
два дня мылся собачим.
– Не собачий, – ответила она уже живее. – И
щетка есть.
– Мочалка?
– Мочалки давно не выпускают, – ответила она, ее
носик забавно морщился. – Теперь особые массажные щетки. Ну, не совсем
такие, какими коней скребли ваши чапаевцы... хотя, как мне кажется, вам
привычнее была бы такая... Я покажу...
Наконец показалась дорога, по которой мы приехали из города.
Сзади через стекла по нашим головам все еще метались багровые зловещие
отблески. Я пожал плечами:
– Кто теперь верит рекламе? Все брехня. Я с Украины, а
хохол не поверит, пока не пощупает.
Машина резко затормозила. Стелла вскинула прекрасные глаза:
– Вы что, такой романтик, что вам надо на дороге?.. Или
стрельба и кровь так возбуждают?
– Еще как, – заверил я. – Водить умеете? Это
легче, чем красиво ездить верхом. Садитесь за руль. Через минут двадцать будет
развилка... простите, я думал про вас, дорогу запомнил плохо. Езжайте
потихоньку, встретите людей президента. Я присоединюсь к вам позже.
Дверца распахнулась легко, хотя по ней палили черт знает из
чего, могли повредить. Меня догнал возмущенный вопль:
– А сейчас ты куда?
– Ты правильно поняла, – крикнул я уже из
темноты, – хочу возбудиться еще... В моем возрасте это не помешает.
Горящие столбы на месте ворот были хорошим ориентиром. К
тому же дальше полыхали еще два здания, к небу рвались багровые столбы огня,
странно сплетенные в канат или девичью косу, тугие и быстрые, верх терялся к
черном небе. Видны были человеческие фигурки. Даже отсюда различил, что
пожарная машина подъехала только одна, а остальной народ бестолково суетился с
крохотными огнетушителями, которыми не загасить и носовые платки. К тому же,
похоже, от старости даже не шипели.
Глава 43
Часовой, громадный парень в зеленом маскировочном
комбинезоне, теперь красно-зеленый, как мексиканская ящерица на задних лапах,
повернулся к пожару и напряженно всматривался в бушующее пламя.
Я вынырнул у него за спиной, гаркнул рассерженно:
– Стоишь? А там ловят диверсантов! Может, они мимо тебя
пробегали?.. Трое в черном?
Часовой побелел, затрясся:
– Нет!.. Клянусь!
– Тогда быстрее! – крикнул я еще
нетерпеливее. – Беги вон к тому зданию, перекрой дорогу. Кто чужой –
стреляй, потом спрашивай!.. Да автомат не забудь!!!
Он вихрем выбежал, на ходу передергивал затвор. Лицо было
испуганное настолько, что сейчас ему даже сам Терещенко покажется чужим и
подозрительным.
Рабы, подумал я с отвращением. Семьдесят лет... нет, тысячу,
считая от принятия христианства, уже привыкли, что на нас накричат. Это чувство
в крови. Кто кричит, тот и прав. В смысле, что у него больше прав.
* * *
Часть военных спешно занималась пожаром, погрузчики деловито
растаскивали обломки. Я подивился сколько за пять минут можно набить техники –
ломать, не строить! – сам перебегал от тени к тени, сейчас даже охрана
носится с огнетушителями, не до бдения, наконец из темноты выступило массивное
здание, в котором я угадал штаб-квартиру заговорщиков. На ней ничего не
написано, только цифры, угадал и все, но голову даю наотрез, что именно здесь
центр, здесь сейчас глаза заговора.
Окна зарешечены, но по случаю летней жары распахнуты
настежь. Я пригнулся, послушал, но мешал треск раздираемого металла в двух
десятках шагов. Там резали и растаскивали остатки бронетранспортера. Возле
другого окна голоса грубые, просто охрана. Слышно каждое слово, но опять слова
не те, эти я знаю, только нехорошо, что по моему адресу такие грубости...
Послышались крики, я увидел огромный грузовик с брезентовым
тентом, длинный и страшноватый, злобномордый, как все военные грузовики с
усиленными моторами и шасси.
Солдаты быстро откинули задний борт, грузовик задом подали к
воротам склада поблизости, оттуда начали таскать длинные ящики. Длинные яркие
лучи время от времени выхватывали из тьмы зеленые фигуры, снова теряли, словно
смахивали с экрана, я зыркал во все стороны, вовремя заметил, как из
штаб-квартиры вышли двое высших, судя по наглому виду, офицеров.
Беседовали тихо, я слышал только мат и сопение солдат,
таскающих ящики, но хуже того – из здания вывалилось пятеро дюжих с автоматами,
настороженные и бдящие, явно охрана.
Офицеры беседовали неспешно, двигались в мою сторону. Я
оглянулся прежде чем пятиться, там полыхало, погрузчик оттаскивал длинную
железную штуку, раму бронетранспортера, загородил дорогу, к тому же огонь
разбрызгивался, освещая пусть не так ярко, как прожектора, зато не порциями.
