— Ты это… нормальная? — осторожно поинтересовалась Эрра, слегка отодвигаясь, то ли подальше от Лотты, то ли поближе к конфетам, которых осталась едва ли треть.
— Нормальная. Просто задумалась.
— А… а то лицо такое… ну, такое… — она подняла шоколадный трюфель от «Монан», любимая фирма Лотты, которая, пожалуй, единственная не пыталась заменить какао-масло на его суррогат с ароматизатором, идентичным натуральному. Эрра конфету понюхала и поморщилась.
Многим эти трюфеля казались горьковатыми.
— Странно… — Эрра конфету лизнула. А потом поинтересовалась. — А ты тоже с ядом любишь?
— Какао-масло — не яд.
— Я знаю. У меня, между прочим, диплом Винейской высшей школы кондитеров. Какао-масло, к слову, здесь второго сорта. Конечно, по сравнению с другими и ничего, но вот лучше брать высший… а вот ванилла — вполне себе яд.
Она осторожно отставила конфетку на блюдце.
— Ванилла?
— По аромату напоминает ваниль, и по виду тоже, хотя и к другому семейству относится, — Эрра вытерла измазанные пальцы салфеткой. — Но яд из разряда нейролептиков. Довольно редкий… в гаремах им раньше часто травили. Удобно. Аромат приятный. Вкус относительно нейтральный, хотя именно с шоколадом сочетается плохо, дает очень характерную горечь. А вот если взять творог или сливки, то даже не заметишь. Действует не сразу, а в организме быстро распадается на простые составляющие.
Ванилла…
Лотта про нее читала, как раз, когда подбирала подходящий яд для героини из «Ложных надежд», чтобы та уснула, а сон походил на смерть.
Но вот читать — одно, а так…
— Может, ошибка? — робко заметила она.
Но Эрра мотнула головой и косички ее тоненько зазвенели.
— Меня к жизни в гареме Диктатора с малых лет готовили. Я на вкус распознаю сто семьдесят три яда, а еще вдвое — по запаху…
— Надо же… какая все-таки сложная жизнь в гареме.
Лотта предпочитала использовать стандартный анализатор, но, если обычную еду она продолжала тестировать, скорее в силу привычки, то вот конфеты…
— А ты можешь проверить, он… во всех?
— Нет, — Эрра похлопала себя по впалому животу. — В этих не было. А тут…
Она склонилась над подносом. И косички раздраженно перекинула за плечо. Она нюхала одну конфету за другой. И Лотта почему-то не удивилась, когда рядом с первым трюфелем появился второй, следом третий и четвертый.
— Остальное можно есть, — в доказательство своих слов Эрра подхватила неффийскую белую карамель и сунула за щеку. — А жизнь в гареме, она такая… раньше… была… у Донечки когда-то двенадцать братьев имелось, но выжили трое… один вот сбежал. И я хочу.
— Так плохо там?
— Да не плохо, — Эрра вновь склонилась над подносом. — Совсем неплохо. Фонтаны. Травка. Птички поют. Камни драгоценные сияют. Лежишь у воды и играешь себе на аффаре… целыми днями, мать его, лежишь и играешь… я ж от скуки кулинарией и занялась. Некко вон по сети в Высшую экономическую поступила. Рассчитывает теперь втихаря проекты, которые ей Советники таскают. И всем хорошо, ей работа и уважение, а они вроде как умные. Другие тоже кто чем… Никса блог ведет. Оппозиционный. Тоже очень уважаемый. Донечка на него подписан. Ахве переводы с малых языков освоила. Издает теперь через отца… культурное наследие, да… а я вот готовлю потихоньку. Только надоело. Меня на Джиннай приглашают, в приличное место су-шефом.
— А… просто сказать?
— Данечка обидится. И отцу отошлет, чтобы разрешения не давать. А тот сперва запрет в доме, а после кому-нибудь опять подарит. Он у меня думает, что если одета, обута и накормлена, то все и хорошо, я же дура, которая счастья своего не понимает. И мама тоже… у нее теперь пять сундуков с украшениями, что еще надо?
Она тяжко вздохнула и, выбрав очередную конфету, заметила:
— Самые приличные у «Тобсперри», хотя и стоят, конечно. Но они и вправду используют кешью, а не махдамский орех. Тот хоть и похож на вкус, но слегка горчит, тогда как кешью сладковаты. И сливочное масло не заменяют другим…
— Не пробовала.
— Попробуй. Понравится. Но они по предварительному заказу только работают, и партии ограниченные. Так что… — она слегка пожала плечами. — На Джиннае меня уже ждут. И устроиться помогут. Главное, добраться.
— Доберешься.
— А то… — пальчики скользнули по рукаву, а глаза затуманились. — Доберусь…
И в этом Лотте почудилась угроза.
Глава 9
Часом позже она стояла, разглядывая четыре трюфеля, которые ни в одной ведомости на погрузку не значились. Перечень сладостей, предназначенных для свит-баров, имелся. И не слишком Лотту порадовал. Все же на корабле подобного класса ожидаешь, что и конфеты будут приличные, а не эконом-класса. Но главное, что трюфелей компания не закупала.
И если так… откуда взялись?
Единственный более-менее логичный ответ заставлял Лотту хмуриться и щипать себя за руку. Старая привычка, которая донельзя раздражала, что бабушку, что гувернанток, которые по-всякому брались от привычки избавляться… не вышло.
Лотта вздохнула.
И как поступить? Выбросить в утилизатор? Это было бы правильно, но… Лотта переложила конфеты на блюдце и убрала в стазис-камеру.
На всякий случай.
Зазвеневшие колокольчики заставили ее очнуться. А на экране высветилась знакомая уже фигура. Как фигура… даже на весьма приличных размеров экран влезла лишь часть ее. Та, что затянута черным военным кителем.
Подумалось, что грудь у подобной особи должна быть повышенной могучести, а следовательно, вызывать особо мощный прилив трепета. Однако то ли в отравленных трюфелях было дело, то ли в самой Шарлотте, она ощутила лишь раздражение.
Не каюта, а проходной двор, право слово…
— Доброго вечера, — вежливо произнес Кахрай и слегка наклонил голову, что при определенных условиях можно было бы трактовать, как поклон.
— Доброго, — Шарлотта изобразила улыбку.
— Ваше общество показалось моему подопечному весьма приятным, в связи с чем я взял на себя смелость пригласить вас на ужин, — он произнес эту фразу на одном дыхании и, кажется, завершив, вздохнул с немалым облегчением. — Вы ведь не откажете?
— Ужин? — Лотта нахмурилась.
Помнится, попадался ей в руки роман, где юную и доверчивую героиню заманили на ужин, а там подсыпали в ризотто дурман и надругались.
— Вы ведь еще не ужинали? — уточнил Кахрай. Он не входил, но возвышался на пороге, телом своим загораживая весь проход.
Лотта захотела было солгать, что как раз поужинала, но бабочки в животе вдруг ожили и громко срыгнули, иначе этот звук, весьма неприличного свойства, и описать было невозможно.
