Хорошая она женщина.
Не даром старшая в гареме. Спокойная, справедливая. Все ее уважают. И жена из нее получилась бы отменная, если бы диктаторам позволялось бы жениться.
Хотя…
Может, и стоит?
Разогнать гарем… одна жена всяко дешевле в содержании… и вообще…
— Приступ длится несколько мгновений, но обычно этого хватает. А если нет, то вступает вторая часть. Через слизистые яд всасывается в кровь и, взаимодействуя с ферментами печени, образует еще более опасные вещества. Так что диализ обязателен. Еще лет двести тому его точно не спасли бы, а сейчас разработаны вполне толковые нейтрализаторы.
Счастье какое.
И двойное, что эти нейтрализаторы захватили с собой. Лежать было жестко, и Данияр заерзал.
— А что с этой… дурой? — Заххара добавила еще несколько слов, смутивших Данияра. А ведь приличная женщина, в гареме жила, где только понахваталась?
— Ничего, — голос Эрры раздался сбоку. Данияр даже представил себе, как она вытянулась на подушках, подложив под щеку смуглые ладони. — Дура она и есть… подружка посоветовала. Сказала, что там содержится афродизиаки…
— А подружка?
— Подружка купила коробку конфет на планете. И та была запакована.
Интересно выходит.
Предположение, что коробка была отравлена еще в магазине, Данияр отбросил сходу. Все же «Поцелуй одару» — вещь весьма специфическая, и получить его непросто.
Серый лишайник, основной ингредиент, растет лишь в одном месте на Ах-айора.
Нет, травили конфеты уже здесь.
— Шелли в общем чате спрашивала совета. Ей хотелось удержать внимание и стать законной женой.
— Зачем? — удивилась Заххара.
— Чтобы потом развестись и получить миллион. Или два.
— Дура.
— Что я и говорила… в том чате много таких, — в голосе Эрры прозвучало презрение. — И кто посоветовал особые конфеты, она не помнит. Она собиралась закончить вечер в постели и забеременеть.
Опасная дура. Именно глубиной своей дурости.
— Ей не выгодно было тебя травить. Но поскольку знакомства своего девица не скрывала, как не делала особого секрета из планов…
…а угощение держала в сумочке, которую имела дурную привычку забывать везде, отравить конфеты было несложно.
— Не переживай, — Некко погладила Данияра. — Мы больше ее к тебе не подпустим.
— Точно, — поддержала ее Эрра. — Не хватало нам тут… звезды гарема.
И Данияр закрыл глаза. Ночь предстояла долгой и не особой приятной. Тело скрутила мелкая судорога, пошел пот, а в голове билась одна-единственная мысль: если сбежать, то… всем станет легче.
Данияру особенно.
Глава 21
Верно, треклятое кресло продолжало качать в кровь лекарства, иначе откуда взялось эта, совершенно несвойственная Тойтеку, апатия?
Он сидел.
И кажется, утопал во мхах. И осознавал себя, как осознавал все, до чего дошел прежде, но это осознание не порождало никаких желаний. Разве что одно — закрыть глаза и спать. Несколько раз Тойтек определенно задремывал, ибо, когда открывал глаза, обнаруживал, что обстановка менялась. Потом он снова закрывал, и она снова менялась.
Каюта.
Спальня.
И снова каюта. Массажный стол, в который его практически вдавливают, делая это с немалой силой. Но сила проходит сквозь вялое тело, и только стол потрескивает. Сон.
Ресторан.
Ужасная женщина, чье лицо покрывает толстый слой пудры. И все прочее — глаза, губы, даже нос кажутся нарисованными на этом лице.
— Что-то он у вас совсем дохлый, — говорит она. И губы двигаются медленно, а Тойтек с раздражением понимает, что успокоительного в его крови, кажется, больше, чем самой крови.
Это нехорошо.
Женщина тянет руку и шевелит пальцами, делая «козу».
— Он в своем уме?
Более чем, и докажет, как только найдет способ убедить искин, что не собирается впадать в депрессию, а сильные эмоции вовсе не вредят. По стандартному протоколу всплеск гасился. задачей системы было добиться гормональной и эмоциональной устойчивости субъекта.
Твою ж…
Что-то защелкало, и спокойствие стало просто-таки могильным.
— В своем, — Кахрай отодвинул кресло и, поднявшись, развернул его. — Прошу прощения. Нам пора.
Рыжая посмотрела вслед с каким-то весьма задумчивым видом. Может, вправду решила, что не стоит тратить на Тойтека силы? Что он сам загнется, от излишней заботы?
И уже в каюте кресло крутанули.
А Тойтека выдернули из него за шкирку. Он висел, слегка покачиваясь, способный лишь счастливо улыбаться.
— С тобой точно не все в порядке, — сказал Кахрай, легонько встряхнув его.
— Умг… рх… хр…
— Надеюсь, это не значит, что ты сейчас загнешься.
— Нт.
Чтобы говорить, приходилось преодолевать и апатию, и какое-то отвратительное онемение языка.
— Кр…с…ло, — сумел выдавить из себя Тойтек. — Спк…ш-с…
Благо, сопровождающий у него оказался сообразительным. Легким движением руки он закинул Тойтека на массажный столик и склонился над креслом. Развернул экран инфофона, вывел данные. И уставился на них так, будто что-то и вправду мог понять.
— Надо же… не подумал. Извини.
Крупные пальцы замелькали, внося поправки, которые, кажется, искин принял без особой радости. Несколько раз на экране вспыхивали красные таблички предупреждений, но Кахрай смахивал их.
— Так-то получше. Адреналин пока не дам, а то сердце не выдержит.
Он закончил корректировку программы и, задумчиво оглядев Тойтека, покачал головой. Затем сказал:
— Разговор есть. Приватный…
Если бы Тойтек мог, он бы кивнул. И огляделся, убеждаясь, что в каюте нет никого, кроме него и Кахрая. Но тот сам прошелся, остановился перед диванчиком и приподнял его. Правда, по мнению Тойтека диванчик выглядел тесноватым, не всякий шпион в такой втиснется, но, возможно, его представления о шпионаже были далеки от действительности.
В гардеробную Кахрай заглянул.
И в ванную комнату.
И под стол.
Прощупал одежду и свою, и Тойтека, потом вовсе стянул, что вызвало легкое возмущение, которое, к счастью, некому было гасить: кресло так и стояло в углу, укоризненно покачиваясь на силовой подушке. И только мхи шевелились, будто собирались выбраться и отправиться на поиски сбежавшего пациента. Почему-то подобная перспектива не казалась Тойтеку столь уж невероятной.
