Девица призадумалась, а потом еще ближе подвинулась, оказавшись слишком уж близко. А тот, кому полагалось отгонять всякого рода сомнительных девиц, представляющих потенциальную опасность — Тойтек больше не собирался обманываться кажущейся женскою беспомощностью — увлеченно беседовал с другой девицей…
И не только с ней.
И вроде бы вопросы обсуждали важные, вытряхивая детали странных покушений, но все равно…
— Долго он лежал, — Алина вздохнула. — Отец его даже в Кинхар возил, думал, получится по страховке проводящие нейроны заменить…
…весьма сомнительная методика, от использования которой во всех центральных мирах давно уже отказываются, поскольку приживаемость слабая, даже при выращивании ткани из собственного биоматериала пациента. Но самая большая проблема лежала в затухании сигнала вследствие недостаточно точной калибровки…
— …но сказали, что случай не страховой. Счет выставили. И кредит не дали, — Алина теперь сидела совсем уж рядышком, положив руку на колени Тойтека. — Вот и вернулись ни с чем. Так бы и лежал, если б одного дня его шершень не ужалил.
В ее руках появилась склянка.
— Тоже не сезон… — Алина склянку потрясла, и тварь внутри нее — меньше всего походила она на стандартного шершня, будучи размером с небольшую птаху — загудела. — Но я для вас нашла.
Тойтек открыл было рот.
Он морально не был готов испытать на себе всю мощь народной медицины.
— Про шершня бабка моя сказала. Что раньше их использовали и даже изучали что-то там, но потом прекратили…
Тварь затихла, позволяя разглядеть себя. Определенно, она была насекомым. Но… массивная головогрудь отливала металлической синевой, как и пара сетчатых крыльев. Подвижное брюшко покрывал мелкий пух, на котором виднелись рыжие пятна то ли пыльцы, то ли ржавчины. Три пары шипастых конечностей деловито скребли стекло, и Тойтек мог бы поклясться, что на этом стекле оставались мелкие царапины.
— Я… не… дмаю…
— Ой, вы еще и разговариваете! — восхитилась Алина, встряхнув склянку, и тварь загудела. Тойтек подумал, что еще немного, и он сам загудит. — Вы не думайте, болеть долго не будет.
Обещание лишь насторожило.
— Зато Трой так поскакал, будто паралича никогда и не было! И потом еще папенькин старый приятель, он на ферме работает…
Тварь уставилась на Тойтека фасеточными глазами, в которых виделась мрачная решимость вкупе с согласием взять на себя нелегкую миссию по возвращению здоровья человеку.
— …он шершнями все лечит. Особенно для спины хороши. Деверь маминой одной подруги, вы ее не знаете, так он так спиной маялся, ему врачи говорили, что это из-за искривления, корсет велели носить, но ему неудобно… так он шершней пару посадил и все прошло.
Дернулись жвалы.
Шевельнулись усы.
— Так что вы не думайте, наши ими все лечатся и пока еще никто не умер, — девица ловким движением руки сняла крышку и прижала флакон к ноге Тойтека, одновременно стукнув по днищу. Разъяренный шершень взлетел, стукнулся о стенку, чтобы в следующее мгновенье свалиться с нее. Острые коготки на лапах пробили и мох, и ткань.
А в следующее мгновенье…
Тойтек не думал, что он может орать так громко… Кахрай вскочил, а следом и ах-айорец, и все три его жены, и рыжая, и…
— Шершень, — Алина убрала склянку за спину и указала на несчастное насекомое, которое барахталось, пытаясь выбраться из липкого мха. А тот, верно, решив, что не одной искусственной средой жить можно, никак не желал упускать добычу. — Пролетел… поле-то на объекты покрупнее рассчитано, а шершни…
Второй укол заставил Тойтека взвыть.
Будто… будто огня в кровь плеснули. Взмахом руки Кахрай отправил шершня на свободу, и тварь закружилась загудела, сопровождаемая многими взглядами. А Алина этак участливо поинтересовалась:
— Очень болит?
Болело… так болело, что Тойтек стиснул зубы, не желая показывать, насколько болит. И вообще… просто шершень, насекомое… а ощущение, что несчастное тело сейчас просто расплавится вместе с мышцами, костями и жалкими остатками требухи.
— Шершни, они такие… — Алина развела руками. — Но без них нельзя. Экосистема страдает.
И главное, поверили же!
Нельзя верить женщинам. Никогда и ни за что!
Глава 30
Кахрай чувствовал угрызения совести.
Легкие.
Ну… пусть средние, все-таки он виноват, отвлекся, и вот теперь на ноге подопечного расплывалась пара ярко-красных пятен.
— Ничего страшного, — корабельный врач явно был недоволен, что его отвлекли от дел важных и серьезных ради подобной мелочи. — Просто укус шершня. Я дам вам мазь, если хотите.
— Бьгльзд, — выдавил подопечный, глядя не на медика, но на Кахрая и с таким упреком, что совесть совсем уж разошлась.
— Бьягльзида в аптечке общего доступа нет, — меланхолично ответил врач. — Но если вы желаете.
— Желаем, — это слово подопечный произнес довольно четко. — Двойн… дзу.
Четкости хватило ненадолго, но врач понял. Кивнул. Подвинул планшетку с выставленным счетом, то ли не веря, что у клиентов хватит средств оплатить несчастную мазь по окончании полета, то ли соблюдая установленный порядок.
— Дра, — сказал подопечный. — Эта… ду-у-ура… убить. Хотла.
— Какая именно?
— Изд…ваешься?
— Уточняю, — мазь Кахрай нанес уже в каюте, отметив, что пятна больше не стали, но в центре их появились характерные для укусов уплотнения. — Значит, она специально?
— Да.
— Алина?
— Да.
— Убить она вряд ли собиралась… разве что… аллергии нет?
— Нет. Не убить. Пмочь.
— Помочь? — Кахрай приподнял бровь. — Хотя… помнится, моя бабка говорила, что раньше укусами пчел лечились. Значит, помочь…
Подопечный засопел, то ли обиженно, то ли устало.
— Ладно, постараюсь больше ее к тебе не подпускать. Только… женщину, которая желает помочь ближнему, так просто не остановишь.
Тойтек тяжко вздохнул.
И сказал.
— У.
Потом подумал и сказал:
— А… и… э… полчается. Говрить… мсаж?
Кахрай кивнул.
Не повредит.
И тело, да, тело менялось, пусть изменения эти скорее ощущались кончиками пальцев. Мышцы стали плотнее, да и на прикосновение реагировали. Они не спешили расслабиться, расползтись, пытаясь сохранить тот вялый пока тонус, который говорил о положительных изменениях.
Успеть бы.
— Та… Трди… вы… что делать? — клиент говорил медленно, старательно выговаривая каждое слово.
