И не только он.
Капитан вот хмурится. Щурится. И сжимает кулаки, явно желая немедля выдворить посторонних с мостика, но терпит.
— И-извините, — пухлые щеки человека заливала краска. Три подбородка подпирали друг друга. Колыхалась под тонкой рубахой какая-то нелепая совершенно женского вида грудь. И только руки смотрелись несуразно тонкими для огромной этой фигуры.
Он руки трогал.
Шевелил пальцами.
И тяжко вздыхал.
Пиликнул браслет, отвлекая внимание, и не только у Данияра. Он прочел сообщение дважды и тоже вздохнул, надо полагать, не менее тяжко, чем неприятный человек. А тот моргнул и подслеповато сощурился, потом же ткнул пальцем в один из экранов, и сказал:
— Скорость снижается.
Его слова заставили капитана повернуться и столь резко, что Данияр понял: скорость и вправду снижается.
— Пока в пределах нормы, — капитан подался вперед и экран приблизил, развернул. — Погрешность…
— Не погрешность, — человек закрыл крохотные глаза. — Я здесь нахожусь семь минут тридцать четыре… почти восемь минут. Мой терапевт утверждает, что я не должен придавать слишком большого внимания тем деталям, которые не оказывают непосредственного воздействия на мою функциональность. Но ввиду неспособности к явной субъективной оценке реальности и, главное, социальных связей, я не способен структурировать событийный ряд. Но полагаю, что общее снижение скорости относится к явлениям, которые в конечном итоге окажут именно непосредственое воздействие на факт моего физического существования.
Выговорив это, он вздохнул и, кажется, с немалым облегчением.
— Простите, — и покраснел еще больше. — За восемь минут скорость упала на четыре процента и продолжает снижаться…
— Возможно, стационарное замедление?
— Или программный сбой. Вы знаете, что современные навигационные программы склонны к накапливанию ошибок, которые пишутся в папку личного опыта, что, в свою очередь, на семь процентов увеличивает риск создания аварийной ситуации.
Да, этого человека Данияр бы точно к себе не подпустил.
Будто им одного ненормального ученого не хватало.
— Программы отключены, — мрачно сказал капитан.
— Это хорошо. Мой терапевт говорит, что я должен представляться. Я обычно представляюсь, когда кто-то представляется мне. Я стараюсь соблюдать существующие нормы, однако… — он выжидающе посмотрел на Данияра, и под взглядом его стало неудобно.
— Данияр, — седьмой Диктатор Ах-айора сложил руки и изобразил вежливый поклон.
— Уильям, — сказал капитан.
— Таккаро, — теперь толстяк выглядел удовлетворенным. — Мой терапевт утверждает, что люди, знающие имена друг друга, будут относиться друг к другу с большим уважением.
Вряд ли.
Но к чему человека разочаровывать.
— Мне сказали, что навигатора нет.
— Нет, — согласился капитан.
— Я должен предупредить, что исполнял функции навигатора только в процессе учебных полетов.
— Тип кораблей?
— «А», «В», «С» и военные линейки «Ардо». Все.
— Все? — брови Данияра приподнялись.
— Мой терапевт полагает, что личный опыт оказывает значительное влияние на качество работы. И в данном вопросе я с ней согласен. Я не смог бы создать навигационную программу, не имея данного опыта. Однако я не могу считать себя в полной мере готовым для работы в реальных условиях.
— Погодите… — капитан все-таки оторвал взгляд от экрана. — То есть вы… написали навигационную программу? Какую?
— «Эрма». Но она пока устанавливается на военных кораблях и разведчиках. Для более широкого внедрения необходима существенная коррекция и в том числе частичное переоснащение. Я могу сесть?
— Да, пожалуйста, — капитан махнул рукой. — Выбирайте, что вам нравится.
— Я не знаю, — кажется Таккаро и вправду растерялся. — Мой терапевт говорит, что мне следует больше полагаться на субъективные ощущения, но пока получается не очень хорошо.
— Там место навигатора, — Данияр указал на блок. — Думаю, вам будет удобно.
— Я не знаю. Я… пока далек от понимания, что есть удобство, хотя и признаю, что физические параметры среды важны для нормального функционирования организма.
Но к указанному месту он все-таки отошел. И присел.
Сказал:
— Скорость все еще падает. А в работе двигателей есть дисбаланс в… семь десятитысячных процента, что укладывается в общую статистическую погрешность.
— На станции провели только первичную калибровку. Точную мы рассчитывали сделать на Зафаре.
— Но туда мы не доберемся, — Таккаро кивнул и задумался.
Странный человек.
На его месте Данияр, несомненно, в первую очередь поинтересовался бы, куда подевалась команда. И что вообще происходит с кораблем, а этот уткнулся в экраны. Разворачивает. Сворачивает. Сдвигает, переставляет.
— Вы запустили процесс восстановления системы с нулевого цикла?
— Да.
— Хорошо. Старая накопила недопустимое количество ошибок, здесь видно, что информация об этом подавалась, пока… да, полагаю, имел место взлом.
Толстые пальцы замелькали с невероятной скоростью.
— Обнаружены следы существования трех внереестровых программ… одна до сих пор активна.
— Не трогайте, — попросил Данияр. — Это наша программа. Нужная.
Не хватало, чтобы единственное средство контроля за кораблем отключили.
— Она будет уничтожена, когда процесс восстановления закончится, — счел нужным уточнить Таккаро. — Так… реестр… реестр сохраняется отдельно. Если мы погибнем, по нему можно будет восстановить цепь событий.
— Очень… утешает, — пробормотал Данияр.
— Да. Мне тоже кажется, что это разумно. Большая часть информации, полученной в подобного рода катастрофах, крайне полезна.
Выжившим.
И вот, честное слово, Данияру весьма бы хотелось остаться в числе последних. Но что-то подсказывало, что вариантов пока множество.
— Была произведена однократная коррекция курса с внесением новых координат, — теперь он не выглядел ни милым, ни застенчивым, этот толстяк, растекшийся по гравикреслу.
— Вы можете сказать, куда мы летим?
— Нет. К сожалению, координаты были стерты…
— Не совсем, — Данияр развернул послание. — Вот координаты.
Таккаро несколько секунд буравил его взглядом, затем величественно кивнул и сказал:
— Я попробую определить возможную область выхода, но… вы должны понимать, что это не так просто. А пока следует воспользоваться системой ручного управления.
