— А ты не вникала?
— Вникала. Когда время было.
Лотта остановилась на пороге. И сделала глубокий вдох, почти решившись предложить… что-нибудь. К примеру, кофе, пока аппарат работал и тот малый запас картриджа, что в нем остался, позволял заварить кофе.
Синтетический.
— Но… те проблемы…
…очередная разбитая машина.
Или благотворительный вечер.
Аукцион, где необходимо потратить пару миллионов на сомнительного вида экспонат, который кузина окрестила предметом современного искусства, но доклад службы безопасности добавил пару деталей, вроде романа с художником…
…а он еще, получив деньги, уехал и бросил кузину с этим самым экспонатом…
Глупости.
Какие же глупости… и неужели эти самые глупости настолько важны, чтобы убить? И не только Лотту, но и других людей, совершенно непричастным ко внутренним дрязгам семейства Эрхард?
— Поцелуй меня, — она сказала, а потом решилась и, встав на цыпочки, сама поцеловала человека, который вдруг стал… важен?
И наверное, это не любовь.
Совсем не любовь. Какая любовь без бабочек и ослабевших колен? Без головокружения и желания поделиться счастьем со всем миром? Лотта знает толк в любви, она о любви семнадцать книг написала, так что…
Ей просто нравится целоваться.
Вот с этим вот человеком.
Здесь и сейчас.
— Я ведь не железный, — пробормотал он. А Лотта хихикнула. Точно не железный, хотя и похож, но железо мертво, а Кахрай живой.
Теплый.
И гладить его столь же приятно, как и целовать.
— Я тоже, — она посмотрела снизу вверх. И покраснела. И он тоже покраснел, что было совсем смешно.
— Это неправильно.
— Почему? — Лотта прикусила губу. Кажется, от нее сейчас сбежит мужчина. Это было обидно. Что она не так делает?
— Потому, что нехорошо пользоваться ситуацией…
— Скоро мы умрем. И я не хочу жалеть о том, что была ситуация, которой можно было пользоваться, а я не пользовалась, — она положила руки на грудь и с удовольствием услышала, как часто и громко бухает в ней сердце.
— А если не умрем?
— Тогда подождем еще одной ситуации. Чтобы сравнить.
…потом, позже, Лотта поняла, что сравнить и вправду стоит. А лучше несколько раз, для точности сравнения, ведь, как учил ее почтеннейший мэтр Аттонио, ведущий специалист и консультант Созвездия по экономическим вопросом, точность анализа тем выше, чем шире база данных.
Над базой придется работать.
Но в целом…
…в целом даже хорошо, что эпидемия и бездна. А то бы она не решилась. И не узнала бы, сколь ошибочны были ее представления об этом самом. Последний роман придется переписывать.
Определенно.
…когда цикл завершился, Тойтек закрыл глаза и сосчитал до ста. Его вдруг охватило несвойственное прежде волнение. Оно отозвалось дрожью в руках, и ознобом. Хотя, вероятно, озноб — это уже не от нервов.
— Вы… — ему тяжело давались просьбы. И в другом месте, в другое время он просто распорядился бы, но теперь сама мысль, что единственный человек, оставшийся рядом, обидится, пусть даже Тойтек вовсе не собирался никого обижать, приводила в ужас. — Не могли бы…
Он спрятал мелко подрагивающие пальцы за спину.
— Конечно. Думаете, получилось?
В кварцевых пробирках лежал порошок. И с виду он походил именно на тот порошок, который Тойтек получал в настоящей лаборатории. Глупо потянуло попробовать его на вкус.
Или вот понюхать, но…
— Сейчас нужно добавить жидкость, а затем…
Он сглотнул.
Сама тонкая часть их плана. Порошка было немного, пусть Заххара и запустила новый цикл синтеза, благо, нулевой образец сохранился, но и того, что имелось, хватит для эксперимента.
Эксперимента, который в случае неудачи будет стоить сотни и тысячи жизней.
Нельзя думать об этом.
Он, в конце концов, ученый. Он гордился аналитическим складом ума и неподверженностью эмоциям. А теперь вот эмоции захлестывали, изрядно мешая работать.
— Нам понадобится кто-то из техников…
— Старший механик, — пробирки были отставлены в сторону. — Я отправила запрос, надеюсь, подтвердят…
Тойтек кивнул.
И дрожь унялась сама собой. Подтвердят, куда деваться, но станет ли человек посторонний слушать безумного ученого и… Заххару? Она выглядела слишком красивой, чтобы признать за ней право и на ум.
— А вы… потом, когда все закончится, вернетесь домой?
— Скорее всего.
Она поняла Тойтека. Его нежелание говорить о деле… и о том, что одну из двух пробирок придется отставить… или нет? Болезнь распространяется, но если локализовать ее в самом начале, то лекарства понадобится меньше. Того самого лекарства, которое пока существует в воображении Тойтека. Из одной пробирки получится около пятиста доз.
Две — тысяча.
Три — полторы тысячи… если все сработает, а он надеется, что все сработает, поскольку сама мысль о неудаче повергает в ужас, а ужас мешает думать. Так вот, если сработает, то он защитит полторы тысячи человек, у которых еще не проявились симптомы или же болезнь находится на начальной стадии.
Просто математика.
Цикл синтеза занимает пять часов. Еще два — стабилизация в поле. Итого, семь. Добавить еще час на переносы, разбавление, закладку в дозатор, сами инъекции… около восьми-девяти по итогу. Это много. За восемь-девять часов людей с ярко выраженными признаками станет больше.
Как и тех, у кого иммунитет ослаблен.
Тойтек потер лоб и сказал:
— Идем.
— Куда?
— К механикам. Так будет быстрее, — он развернул кресло, все еще не желавшее признавать за пациентом право двигаться.
…лекарство…
…он не дотянет до третьего цикла, поскольку симптомы уже проявились. И страх в душе требовал заняться именно лекарством, ведь, если оно будет, Тойтек спасет всех.
А если нет?
Если его идея — обыкновенная обманка? Если он потратит время, и свое, и чужое, а в итоге… в итоге те пятьсот человек, которые получили бы вакцину и защиту, умрут?
Заххара встала за спиной.
И пробирки взяла, правда, переставила сперва в защищенный титановый ящик-переноску. И просить не пришлось. Эрику тоже никогда не приходилось просить, она все сама знала. А Тойтек был дураком, принимая и ее, и знание это за данность.
Извиниться бы.
Нет, отловить. И в суд подать. Но извиниться тоже.
