Сестра повернула голову и вперила взгляд в Чака и мать, умудряясь смотреть одновременно на них обоих.
– Нравится? – глумливо проговорила она. – Я же предупреждала, тьма идет за вами, наступает на пятки.
– Ты превратилась в чудовище! – прошептала мать.
– Пошли вон, – спокойно, даже равнодушно сказала Тася и прикрыла глаза.
Чак открыл балкон и окно в кухне, по избавиться от запаха сырости не получалось. Мать повозила тряпкой по черным пятнам, но быстро сдалась: от такого не избавишься.
Они не спрашивали друг друга, как Тася могла все это сделать. Не было сил ни говорить, ни обсуждать.
Время шло. Чак и мать пытались выживать среди теней, черной, наползающей непонятно откуда грязи и плесени, удушающей вони и отчаяния, которое было хуже всего.
Их существование превратилось в пытку, и иногда Чаку казалось, что кто-то ставит над ним эксперименты. Пугает, морочит – и следит за реакцией. Они с матерью были похожи на кроликов в клетке. Кто-то жестокий имел над ними власть, творил нечто жуткое, а они ничего не могли поделать; все, что им оставалось, – ждать, когда это закончится. Ведь должно же оно закончиться когда-нибудь!
Только вот чем?..
Глава восьмая
Субботний вечер не сулил ничего хорошего. Тащиться с отцом и мачехой на юбилей к Володину не хотелось. Настроение у Миши начало портиться еще с четверга, и он подумывал уже попросить, чтобы Ласточкин поручил ему что-то неотложное, что сошло бы за отмазку. Но он справедливо полагал, что отец именно так все и расценит – как отмазку, а результатом будет очередной семейный скандал. К тому же Ласточкин окажется под ударом.
Так что Михаил, как отец и велел, вытащил на свет божий костюм с галстуком и приготовился помучиться часа три или четыре. Хотел было позвонить Илье – пожаловаться, но вспомнил, что друга нет в городе.
Вот кому хорошо – можно за него только порадоваться. Минувшие выходные Илья провел с Настей: Миша звонил ему в прошлое воскресенье, и тот ответил задыхающимся, звенящим, переполненным восторгом голосом, что у него вечером опять свидание. Миша хотел было напомнить, чтобы он не забывал предохраняться, а то ведь в таком «крышесносном» состоянии (а вовсе не на небесах!) и заключается большинство современных браков, но промолчал. Илья бы обиделся. Ну да, ну да, знаем: Настя не такая.
Во вторник Илюха позвонил и сказал, что его отправляют в командировку в Нижний Новгород. Десять дней его не будет в городе, звонить бесполезно, но волноваться не о чем, вернусь-позвоню.
Илья отбарабанил все это скороговоркой и откланялся. Михаил не удивился: в командировки друг, бывало, ездил (хотя и не такие длительные, но всякое бывает), работа у него такая. В отличие от Миши, который в профессиональном плане плыл по течению (иногда, правда, сворачивая с нужного курса), Илья с пятого класса точно знал, кем хочет стать, чем будет заниматься в жизни.
Он писал самые лучшие сочинения – поначалу учительница литературы даже подозревала, что это делают за него родители. Но потом увидела мать Ильи, которую куда легче было заподозрить в том, что она вообще не знакома с грамматикой, поверила безоговорочно и стала опекать молодое дарование.
Илья играючи побеждал в районных и городских конкурсах и Олимпиадах, писал в школьную стенгазету, а потом и в городскую многотиражку; с шестнадцати лет зарабатывал копирайтингом и писал статьи для интернет-изданий.
Никто не удивился, когда Илья легко поступил на факультет журналистики, окончил вуз в красным диплом и устроился на работу в престижный журнал «Скорость света», продолжая при этом писать еще в несколько изданий. Работа была одновременно его увлечением, воздухом и свободой: уже с третьего курса Илья снимал жилье и сам себя содержал, уйдя из материнской квартиры.
Михаил пожелал другу удачной поездки, вскользь подумав о том, что в словах Ильи, в тоне, каким он их произносил, было что-то необычное. Но он так и не понял, что именно.
В общем, звонить Илье было бесполезно, больше ни с кем откровенничать Михаил не привык, поэтому пришлось сжать зубы, затянуть на шее галстук, влезть в начищенные до блеска ботинки и вызвать такси.
Впрочем, все прошло совсем не так плохо, как он ожидал. Ресторан «Гусарская баллада» со своими позолоченными светильниками, мраморными лестницами, бордовыми бархатными шторами и массивными люстрами с хрустальными подвесками, которые будто сперли из оперного театра был, конечно, претенциозен до тошноты. Однако кормили тут вкусно, да к тому же Миша познакомился с симпатичной девчонкой.
Леля – так ее звали – подошла к нему сама, когда тамада (кудрявая тетка с приклеенной улыбкой и звонким пионерским голосом, до смешного похожая на теледокторшу Елену Малышеву) объявила перерыв перед переменой блюд.
Отец с Олесей послушно отправились танцевать, а Миша вышел покурить. Хотя не курил, а так, баловался время от времени.
– Тоска, да? – спросила Леля, подходя к нему с тонкой коричневой сигаретой, зажатой между пальцами.
У нее были черные короткие волосы и изящно очерченные полные губы. Глаза – насмешливые, синие (понятно, что линзы) были ярко накрашены, в ушах сверкали огромные серебристые кольца. Образ довершало длинное, но максимально открытое красное платье и алый лак на длинных хищных ногтях.
– Уже нет, – ответил он, правильно истолковав ее взгляд.
Она усмехнулась и назвала свое имя.
– Миша! – позвал его отец, появляясь в курилке и настороженно глядя на Лелю. – Иди-ка сюда.
Вместе с отцом и Олесей они подошли к Володину с женой. Отец заговорил, Олеся заулыбалась. Миша не вслушивался, думая о том, когда можно будет потихоньку сбежать отсюда, и в этот момент кто-то взял его под руку. Он обернулся и увидел Лелю – яркую, как колибри, уже без сигареты, которую девушка, вроде бы, так и не прикурила.
На лице отца появилось кислое выражение, мачеха насторожилась, зато Володин нежданно-негаданно расплылся в улыбке.
– Вижу, вы уже познакомились, молодежь?
Оказалось, что Леля – племянница Володина. Дочь его родной сестры.
Недовольство моментально исчезло с отцовского лица, сменившись одобрением. Миша точно знал, о чем он думает: можем же, если захотим! Девушка из хорошей семьи, выгодная партия, соберись уже, сделай над собой усилие, не облажайся на этот раз!
После горячего снова были танцы, и Миша пригласил Лелю.
– Давай свалим отсюда, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Надоел этот пенсионный фонд.
Миша был с ней полностью солидарен. Все вышло как нельзя лучше: сбегать не пришлось, отец чуть только не благословил его. Выйдя из ресторана, они сели в такси. Леля захотела поехать в ночной клуб «Фламинго» – самое модное заведение в Быстрорецке, и Миша не возражал.
Спустя час они, выпив по несколько коктейлей с водкой под названием «Голубая лагуна» – причем Леля не отставала от Миши – целовались взасос в центре танцпола.
