– Я тут часто зависаю, – сообщила Леля, которая в этот момент казалась Мише самой красивой девушкой на свете. Тот факт, что формально он сейчас встречался с другой, ничуть его не беспокоил. – Тебе нравится?
– Не так, как в «Гусарской балладе», но тоже ничего, – не слишком удачно сострил Миша, но Леля расхохоталась так, будто он выдал что-то невероятно остроумное.
– Здесь раньше еще круче было. Когда был ди-джей Клим. – Она закатила глаза. – Вот это бомба! Пушка! Клим лучший!
Услышав это имя, Миша разом протрезвел. Про несчастного Копосова и его противную мамашу он почти не вспоминал с прошлой недели. Вернее, велел себе не вспоминать. История не из приятных, парня можно только пожалеть, но никакого криминала в его смерти нет. Прав был Ласточкин.
– Говорят, он в Москве, – продолжала Леля, – и правильно. Я тоже уеду. Брошу свою шарагу – на кой мне эта учеба?
Миша попытался выкинуть из головы Клима Копосова и сосредоточиться на словах Лели. Впрочем, вслушиваться было не во что, потому что девушка, несмотря на вызывающе-яркий образ, была пуста, тривиальна и скучна, как инструкция к мясорубке.
Однако это не помешало им утром проснуться вместе в ее квартире. Вернее, он проснулся, а Леля еще спала. Алое платье висело на спинке стула, белье валялось на полу. Миша встал и оделся, старясь двигаться как можно тише, чтобы ее не разбудить. Все, чего ему сейчас хотелось, – попасть домой, принять душ, выпить пару таблеток аспирина и снова лечь спать, чтобы прийти в себя. Голова начинала болеть, и он знал, что скоро боль усилится.
Миша уже приготовился выйти за дверь, когда Леля открыла глаза.
– Вечером созвонимся? – хрипловатым ото сна голосом спросила она.
– Обязательно, – пообещал он, прекрасно зная, что они не успели обменяться телефонами.
«Прости, пап, но я тебя опять разочарую», – подумал Миша.
Леля снова сомкнула веки и заснула.
В среду Ласточкин вернулся с городского совещания и с порога заявил:
– У нас суицид.
– Что? – Михаил, который, чертыхаясь, составлял отчет, выронил авторучку. – Где?
«Если он скажет, что на Октябрьской…»
– Октябрьская. Двенадцатый дом. Там сейчас все – наши, с района, следователь, «скорая».
Под ложечкой нехорошо засосало.
– Кто?
– Парень какой-то, забыл фамилию. Скоро все выясним. Нам тоже отписываться придется. Проверка будет.
– Он точно сам?
– На первый взгляд, да. Но кто знает.
«Теперь смерти будут не только на моей совести», – прозвучали в голове слова Белкина.
– Надо, наверное, и нам пойти, – сказал Михаил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
– Я только что оттуда, – заметил Ласточкин. – Проверку не мы проводим, следственно-оперативная группа. Без нас разберутся.
– Ты же сказал, нам отписываться придется.
– Ага, и нам тоже. Им нужны будут результаты судебно-медицинского исследования, в наркологию и психушку запросы сделают, судимость проверят. А с нас – характеризующий материал. То бишь характеристика по месту жительства.
«Не бери в голову. Не ввязывайся», – предостерег внутренний голос.
– Давай я займусь, – игнорируя его, предложил Михаил.
– Что, Мишаня, надоело бумажки перекладывать? – усмехнулся Ласточкин. – Понимаю, сам такой был. Сходи, сходи. С соседями надо поговорить, с родственниками.
К дому, где жил умерший, Миша отправился через пару часов. Но перед этим открыл папку Белкина, посмотрел, что там есть на мужчину, живущего на Октябрьской, двенадцать, в шестидесятой квартире.
Белкин оказался настоящим педантом. Его документы содержались едва ли не в большем порядке, чем те, что Михаил с Ласточкиным подшивали для всевозможных отчетов.
Напротив номера квартиры указывались фамилии жильцов, даты рождения, а также все сведения, которые неутомимый Белкин считал нужным зафиксировать. Миша перевернул несколько страниц, чтобы добраться до нужного адреса.
Сведений было мало. Мыльников Артем Иванович восемьдесят первого года рождения. После смерти матери и развода проживал в квартире один. «Пьет», – написал Белкин, и это было все, что он считал нужным упомянуть о несчастном Мыльникове.
Как ни странно, это короткое слово немного успокоило Михаила. Нет ничего удивительного в том, что пьющий человек вдруг решает свести счеты с жизнью: мало ли, какие мысли роятся в затуманенном сознании! К тому же, вполне вероятно, никакой это не суицид: принял человек не того, что следовало, метиловый вместо этилового, или вообще средство для чистки раковин глотнул, не разобравшись.
Правда, эту мысль пришлось отбросить: Ласточкин рассказал Мише, как умер Мыльников. Но все же, направляясь к дому, в котором жил несчастный, Миша был почти уверен, что экстравагантные предположения Белкина тут ни при чем, все дело в хроническом алкоголизме покойного.
«Надо же, как он мне башку задурил», – подумал Михаил и вздрогнул, когда тип, о котором он думал, очутился прямо перед ним, у входа в подъезд.
– Добрый день, лейтенант, – поздоровался Белкин.
– Вы что тут делаете? – нахмурившись, спросил Миша, позабыв о вежливости, хотя, конечно, прекрасно понимал, что.
Белкину нужно было внести изменения в свою бредовую отчетность.
Тот улыбнулся и развел руками. Кажется, он еще больше похудел с момента их первой встречи. Короткие седые волосы топорщились щеткой, в треугольном вырезе рубашки виднелась жилистая черепашья шея.
– Теперь вы мне верите? Вторая смерть. Я ведь вас предупреждал.
– Послушайте, гражданин, – Миша внезапно заговорил, как милиционер из фильмов времен СССР. – По данному адресу имел место случай неестественной смерти. В настоящее время обстоятельства смерти Мыльникова выясняются, проводится проверка. Я пришел, поскольку…
Белкин замахал руками.
– Да бросьте вы! Я же все вижу. Вы молоды, ум у вас пытливый. Оставьте вы эту протокольную тарабарщину. Знаю я, зачем вы здесь. И могу помочь.
Миша осекся и сердито посмотрел на Белкина.
– Анатолий…
– Петрович, – подсказал Белкин.
– Анатолий Петрович, вы забыли у меня свою папку. Придите, заберите.
Белкин поскреб сизую макушку.
– Это копии. У меня есть подлинники, спасибо.
Поняв, что сбить Белкина с толку не удастся, Миша решил принять его помощь. Как ни крути, характеристику на Мыльникова писать придется, а сведения брать где-то надо.
– Ждите тут. Я опрошу соседей по лестничной клетке, – велел он, и Белкин послушно уселся на скамью.
Квартира Мыльникова была опечатана. Михаил позвонил в соседнюю дверь. Никто не открыл, и он собрался уже звонить в следующую, как она распахнулась сама, явив Мишиному взору полную женщину средних лет.
