Увидев белого, как простыня, перебинтованного сына на больничной койке, Юрий Олегович решил, что Мишу покалечил преступник, что он пострадал на службе, и клял себя последними словами.
– Хорошо, теперь ты меня послушай. – Он набрал в легкие побольше воздуху и сказал: – Как выйдешь из больницы, пиши рапорт.
– Какой еще рапорт? – удивился Миша.
– На увольнение. Черт с ними, с этими пятью годами. Я все улажу.
– Пап, да я… – Начал Миша, но отец прервал его:
– Не буду я тебя попрекать, обещаю. Слово даю. Каждому свое. Не создан ты в строю ходить и брать под козырек, так нечего мне было… – Он в сердцах хлопнул ладонью по рулю. – Устрою тебя в администрацию, не проблема. Ну, или куда захочешь.
– Не надо, – сказал Миша.
– Чего не надо? Мишка, я же говорю: не буду больше заставлять тебя!
– Вот и не заставляй. Не хочу я увольняться. – Он слегка улыбнулся. – Мне нравится моя работа.
Сказал – и понял, что это правда. Искал себя, искал – и нашел там, где меньше всего рассчитывал найти.
– Сильно тебя, видать, покусали, – усмехнулся отец, пораженный неожиданным заявлением. – Рвался, рвался из «ментовки» – и на тебе. Давно ты изменил мнение?
– Не очень, – честно ответил Миша.
Машина въехала на небольшой пятачок возле кладбища, и разговор пришлось прервать. Впрочем, главное уже было сказано, а важнее всего то, что они впервые за долгое время беседовали свободно, откровенно, не подыскивая слов и не обходя острых углов.
Оказывается, Леля на своей маленькой юркой машинке обогнала их и уже припарковалась. Миша выбрался из машины и пошел к друзьям.
К месту, где Белкину предстояло обрести последнее пристанище, шли медленно, перебрасываясь короткими фразами. Томочка, несмотря на грусть момента, светилась радостью: Илья был рядом. Леля то и дело бросала на них взгляды, которых Миша никак не мог растолковать.
Вчера вечером Илья пришел к нему в палату.
– Мишаня, ты мне жизнь спас, – сказал Илья, и по тому, что друг постоянно поправлял очки, Миша понял, как сильно он взволнован. – Я тебе обязан на всю…
– Только давай без этого братания в окопах, – поспешно перебил Михаил, скрывая за насмешкой смущение от слов Ильи. – Я не один был: девчонки – молодцы. И если бы Белкин не оказался таким упертым, мы бы сейчас не разговаривали.
– Без тебя, Анатолия Петровича, Лели и Томочки меня бы не было, – сказал Илья, которому, как и Томочке, Леля все рассказала, пока они ждали новостей о здоровье Михаила.
– Томочка – просто огонь, взрыв мозга, – подхватил Миша, вспомнив, как решительно вела себя соседка Ильи.
«Теперь, дружище, ты обязан с ней встречаться, как честный человек!» – подумал Миша, но вслух ничего не сказал и вместо этого спросил:
– Уладил все на работе? Они же не собираются тебя уволить?
– Нет. Обошлось.
Илья говорил спокойно, но Миша знал, что на самом деле он рад этому почти так же, как спасению своей жизни.
– Ты им скажи, если что: могу теперь писать репортажи о загробном мире и его обитателях.
– Шутка так себе, – улыбнулся Илья. – Но так уж и быть, засчитывается.
– Ты все помнишь? Все эти недели, пока был с ней?
Илья неуверенно поглядел на друга.
– Сложно объяснить. Это как… воспоминание о прошлом. Ты помнишь в общих чертах, но без подробностей, с провалами, которые не можешь восстановить, как ни стараешься.
– Тогда не старайся, – сказал Миша. – Может, так лучше.
– Как представлю, что проводил столько времени с этим… с этой… – Илья вновь тронул очки нервным жестом.
Миша тоже не мог, точнее, не хотел представлять, чем они занимались ночи напролет, и поспешил сменить тему.
– Старик, я всегда говорил: нельзя позволять бабам садиться себе на шею! Настя плохо на тебя влияла. – Миша деланно закатил глаза и доверительно сообщил: – Но и ты был полной скотиной. Если бы тебя не убила Мортус Улторем, я бы тебя сам убил.
– Даже большей скотиной, чем ты?
– Но-но! Грубые реплики – мой репертуар.
Они разговаривали еще почти час, пока медсестра не вытолкала Илью чуть ли не взашей: «Врач сказал, не больше тридцати минут! Это безобразие!»
…Похоронная процессия была короткой: родных у Белкина не имелось, за гробом шли лишь Миша с друзьями и отцом да несколько соседей, включая бабку, что вызвала полицию тем вечером. Она сделала вид, что не узнает Мишу и Лелю, но нет-нет косилась на них.
Провожающие медленно приблизились к разрытой могиле. Все стояли со скорбными лицами, в такие моменты всегда приходят мысли о бренности бытия.
Приглашенный священник нараспев произносил положенные фразы. Миша не знал, был ли Белкин верующим, но отправить Анатолия Петровича в последнее путешествие лишенным церковной поддержки после известных событий побоялся. Кто знает, что там, за чертой. Обряд, проверенный веками, лишним не будет, решил Миша, и попросил отца найти священнослужителя.
Под конец церемонии явился еще один человек. Миша позвонил Семену Ефремовичу накануне: обещал рассказать, как все пройдет с Ильей, и выполнил обещание. А заодно сообщил, когда и где пройдут похороны.
Теперь ученый, в слишком большой шляпе, пестром шейном платке и с тросточкой, похожий одновременно на гнома и старичка-лесовичка, переступал с ноги на ногу, печально поджимал губы и хмурил брови.
Отпевание закончилось. Гроб опустили в могилу. Все стали по очереди подходить и прощаться: брали горсть земли, бросали на гроб, бормотали «Покойся с миром».
Илья и Миша, не сговариваясь, подошли вместе.
– Спасибо, – сказал Илья.
Миша ничего не сказал, только мысленно пожал руку тому, кто помог спасти жизнь его лучшего друга. Встретится ли Анатолий Петрович с сестрой и матерью, подумалось Мише. Но дать ответа на этот вопрос, конечно, никто не мог.
К выходу с кладбища двигались медленно, переговариваясь вполголоса. Миша чуть отстал и оказался рядом с Семеном Ефремовичем.
– Я хотел сказать вам кое-что, – тихо проговорил ученый. – Лучше, чтобы нас не слышали.
Михаил послушно замедлил шаг вслед за Семеном Ефремовичем, так что остальные ушли вперед.
– В чем дело?
– Я много думал о том, что Мортус Улторем укусила вас.
– Не волнуйтесь, врачи говорят, заживает, как на собаке! – небрежно сказал Миша, но внутренне подобрался.
Этот факт, как он ни старался не думать на эту тему, все же немало тревожил. И Семен Ефремович усилил его опасения.
– Рана на теле, конечно, заживет. Вы молоды и здоровы. Однако…
– Однако что? – нетерпеливо спросил Миша.
