Центральная набережная со скамейками, кафе, сувенирными лавочками, прогулочными дорожками располагалась на стороне Старого города. Сейчас друзья сидели за маленьким столиком, а на противоположном берегу реки переливалось-перемигивалось вечерними огнями Заречье.
От воды тянуло прохладой. Быстрая, в черте города несущая свои воды медленно и степенно, была плотно зажата в каменные берега. За пределами Быстрорецка река, словно узник, вырвавшийся из оков на свободу, разливалась широко и вольготно, ускоряла темп, словно желая наверстать упущенное и побыстрее добраться до моря, в которое впадала далеко на юге.
Миша был голоден, потому управился со своей порцией шашлыка быстро и подумывал взять еще. А Илья так и сидел над почти полной тарелкой, да и пиво потягивал вяло, как будто через силу. Разговор не клеился. Не успеет возникнуть какая-то тема, как тут же оказывается исчерпанной двумя-тремя предложениями.
– Ко мне сегодня чудик один приходил. – Миша сделал очередную попытку расшевелить друга. – Говорит, у нас в микрорайоне людей убивают, а никому дела нет.
– Из «ходоков»? – спросил Илья, уже знакомый с терминологией друга.
– Ага. – Михаил сделал глоток. – Хотя на вид так сразу не скажешь.
– По таким вообще редко что можно сказать. На лбу не написано.
Вот опять – здрасьте-пожалуйста. Сказал, как отрезал.
Миша отбросил вилку, которую вертел в руке, и посмотрел на Илью.
– Все, хорош. Что с тобой такое? Колись.
Илья слабо улыбнулся. Врать и секретничать между ними было не заведено. В душу друг к другу не лезли, да и нужды не было: всегда, с детства делились самым важным, сокровенным, ничего один от другого не утаивали. Миша считал, что у него никого нет ближе Ильи – и тот, наверное, так же думал. Как пришли в первый класс, сели за одну парту, так и дружили до сих пор.
Они даже внешне были немного похожи: не как родные братья, конечно, но за двоюродных запросто сошли бы. Оба высокие, примерно одного роста (Илья на два сантиметра ниже), худощавые, русоволосые, кареглазые (только у Миши глаза цвета темного янтаря, а у Ильи почти черные, глубокие и серьезные).
А вот волосы, наоборот, у Миши были темнее, и стриг он их покороче: отчасти служба обязывала, отчасти тот факт, что стоило им отрасти чуть подлиннее, как они начинали виться. Черты лица у Ильи были более тонкие, правильные, а у Миши – крупные, четко очерченные. Их классная руководительница как-то сказала, что Миша похож на современного актера, а Илья – на поэта девятнадцатого века.
По характеру они тоже были разными, но это только сближало. В общем, задавая вопрос, Миша точно знал, что друг ответит честно, без увиливания. Он и ответил.
– Кажется, я влюбился.
Миша поперхнулся пивом и уставился на Илью. Влюбляться – это всегда было по его части. Он постоянно, еще с девятого класса, с кем-то встречался: легко сходился с девушками и столь же легко расходился, расставаясь без сожаления и снова пускаясь на поиски приключений. Любви не было – только влюбленности и интрижки длительностью от месяца до четырех-пяти. Ни одна из многочисленных Мишиных пассий не сумела по-настоящему запасть ему в душу, и он уже начал потихоньку думать, что мачеха была права, когда в сердцах однажды бросила, что Михаил такой же вертопрах и ловелас, как отец.
Впрочем, насчет отца он не был так уверен. Но это отдельная тема.
Тот факт, что Миша с кем-то встречался, обычно никак не нарушало привычного хода его жизни, не поглощало его, не оказывало сколько-нибудь значимого воздействия. Но он всегда подозревал, что в случае с Ильей все будет иначе. Если какая-то девушка понравится ему, то завладеет им с потрохами, Илья погрузится в свои чувства с головой, безвылазно.
Похоже, так и случилось. Не успела эта девица возникнуть невесть откуда, как Илюха уже сам не свой.
– Как ее зовут? – спросил Миша, стараясь подавить стремительно растущие негативные эмоции, проснувшиеся в его душе по отношению к неведомой девушке.
– Настя, – ответил Илья, и щеки его слегка порозовели.
– Когда успели познакомиться? Вы встречаетесь?
Илья помедлил.
– На днях. Когда мы с тобой в прошлый раз виделись. Я у тебя на работе был.
Миша помнил, само собой. Три дня назад у него было суточное дежурство, а Илья оказался вечером неподалеку и заглянул. Ничего себе, три дня назад познакомились, а он молчит! Миша ждал, что Илья сейчас примется рассказывать, как и что, но ошибся.
– Ладно, захочешь – расскажешь, – раздосадовано проговорил он.
– Слушай, я просто не могу в себе разобраться, – словно спохватившись, быстро заговорил Илья. – Она такая… удивительная. Не похожа на других девушек.
«Ну да, ну да!» – мелькнуло в голове у Миши, но вслух он, конечно, ничего не сказал.
– Очень открытая, немножко наивная. Я попросил у нее телефон, а она сказала, что не любит, не пользуется. Ей кажется, что по телефонным проводам утекает суть, разговоры становятся пустыми. Сказала, что для разговора обязательно нужно видеть глаза собеседника.
– Оригинально.
– Вот и я о том! Мы договорились увидеться в парке, вчера встречались.
«А мне ни слова не сказал!» – подумал Миша, злясь на себя самого: что еще за дурацкая ревность?
– Два часа пролетели, как минута. Мы говорили и говорили…
– Только говорили?
Илья одарил его сердитым взглядом.
– Она не такая, как другие. Я же сказал.
Миша вскинул ладони: извини, брат, не хотел.
– Когда снова увидитесь?
– Завтра. Сегодня она занята.
«Да, а то ты бы сломя голову побежал к ней, вместо того, чтобы торчать тут со мной».
Илья еще некоторое время рассказывал о достоинствах Насти, а потом они встали из-за стола: было уже поздно, обоим завтра на работу. Поскольку сегодня планировалось выпить, Миша оставил машину возле работы. А Илья был безлошадный: на права сдал, но автомобиль купить еще не успел.
Поэтому вызвали такси и, пока ехали – некоторое время им было по пути – продолжали разговаривать. Илья выглядел более оживленным, чем на набережной, но Михаила не покидало ощущение, что он просто старается, притворяется, чтобы не обижать друга, а на самом деле мысли его далеко. Возле Насти.
Когда он пришел домой, настроение еще больше ухудшилось. Не успел войти, как позвонил отец. Начало разговора было спокойным. Они всегда старались быть вежливыми, осторожничали, но в итоге все равно скатывались если не в ссору, то в недовольство друг другом.
– Я тебе уже звонил сегодня, ты не брал.
– Не слышал, прости. Мы с Ильей на набережной были.
Отец недовольно засопел.
– Ты не должен пить, потому что…
