Гвин взяла его за руку и повела через сад по тропинке, идущей параллельно дому.
– Пошли, если не боишься. Я научу тебя танцевать вальс.
Глава 13
Что она задумала, черт побери? Гвин уверенно петляла по саду, а Джошуа молился о том, чтобы она только не пыталась выйти за территорию. Учитывая, что она сегодня отправила записку Мэлету, Джошуа не должен позволить ей никуда выходить с территории, принадлежащей Грейкурту. Но прямо сейчас ему не хотелось с ней спорить.
Она держала его за руку. Она жаловалась на своих ухажеров. Ему и то, и другое нравилось гораздо больше, чем должно бы, в особенности после того, как он был вынужден весь вечер наблюдать за тем, как она танцует со всеми идиотами, собравшимися на этот бал. Ему весь вечер приходилось держать под контролем свою ревность, потому что ему хотелось только врезать в лицо каждому из ее партнеров.
И таким образом доказать Фицджеральду, что он не подходит для того, чтобы следить за кем-либо.
Проклятье! Джошуа клялся себе, что не влюбится в нее. Что с ним? Он же знал, что нельзя. Ему нужно проявлять осторожность, не позволять Гвин манипулировать собой, не позволять ей заставлять его делать то, что она запланировала, что бы это ни было. Она его не нанимала, хотя иногда казалось, что именно она является его нанимательницей. Но его нанял Торнсток. И надо надеяться, что наймет Фицджеральд.
– Куда мы направляемся? – спросил Джошуа более недовольным тоном, чем собирался.
– В оранжерею для выращивания апельсиновых деревьев.
Джошуа испытал облегчение. Он забыл, что Беатрис упоминала эту оранжерею, которую построил Грейкурт, – отдельное здание, но с входом и из сада, и из дома.
– Там нам никто не помешает, и там ровный каменный пол, на котором можно танцевать.
Джошуа застонал. Последнее, что ему требовалось, – это остаться с ней наедине. Пока его послужной список в этом плане оставлял желать лучшего. Он не знал, что хуже: остаться с ней наедине и заключить ее в свои объятия, или попытаться с ней танцевать и упасть к ее ногам, потому что не смог на них удержаться.
Господи, помоги! Джошуа страдал и мучился от перспективы обнимать ее на протяжении всего танца. Даже то, что он знал о ее тайной переписке с Мэлетом, не ослабило его желания. Он хотел ее. Так что ему придется использовать эту возможность остаться наедине с ней в свою пользу.
В конце концов в затеянную Гвин игру могут играть и двое. Она хочет усыпить его бдительность так, чтобы он позволил ей делать то, что она хочет? Отлично. Он ей позволит. Это может быть единственный способ добраться до сути того, что происходит между ней и Мэлетом. Если Джошуа прямо спросит ее об этом, Гвин ему ничего не скажет. Сегодня у нее уже была масса возможностей сообщить ему, что Мэлет прислал ей записку. Но если отношения между ними станут еще ближе в интимном плане, то, возможно, Гвин станет ему больше доверять и поделится с ним.
Джошуа фыркнул. Теперь он врал самому себе. Нужно забыть про «если» – он на самом деле хотел интимных отношений с ней. От одной мысли о близости с ней он чувствовал, как твердеет мужской орган у него в штанах.
Проклятье, как бы поскорее добраться до этой оранжереи до того, как они встретят кого-нибудь из ее ухажеров, а еще хуже – одного из ее братьев, которые вполне могут заметить, как вздулось вполне определенное место на его обтягивающих штанах.
Ему нужно перестать думать о том, как он ее хочет.
– Расскажи мне, какую еще «чушь» несли джентльмены, с которыми ты танцевала сегодня вечером?
– Ой, обычную. Мои глаза напоминают изумруды…
– На самом деле напоминают.
– А мои губы – вишни…
– И опять они правы. Пока я не вижу никаких ошибок в лести твоих ухажеров. Скорее это были комплименты.
– Ой, прекрати. – Гвин вопросительно посмотрела на него. – Ты же сам не стал бы говорить такие избитые вещи. Наверное, заметил бы что-то другое.
– Нет, я назвал бы тебя просто «большой, белой и круглой».
– Ты о чем?
Он вопросительно приподнял бровь.
– Помнишь сегодняшнее утро? Когда я назвал тебя Селеной, богиней луны и королевой звезд? И что ты на это ответила?
Гвин поморщилась.
– О боже, я не должна была так отвечать. Очень неудачно! Но когда я подумала про твой комплимент и поняла, что ты не сравниваешь меня с самой луной, он мне понравился. Ни одна женщина не станет жаловаться, если ее называют богиней и королевой. – После этого Гвин добавила очень язвительно: – Это определенно лучше, чем если мне говорят, что мои бедра прекрасно подходят для рождения детей.
– Кто-то именно так выразился? – поразился Джошуа.
– Пока со мной танцевал. Клянусь.
Джошуа покачал головой:
– Даже у меня хватило бы ума не сказать ничего подобного, пытаясь добиться расположения женщины.
– Надеюсь, что нет, – ответила Гвин с улыбкой.
Ее улыбка могла растопить камень, а Джошуа не был таким стойким, каким следовало бы.
К этому времени они уже добрались до оранжереи. Гвин распахнула дверь, которая открывалась в сад, и поспешила к печке, благодаря которой в оранжерее было уютно и тепло даже холодным весенним вечером. Гвин поднесла щепку к огню, горевшему в печи, и стала зажигать от нее свечи. Джошуа предпочел бы вместе с ней остаться в темноте, но не хотел пугать ее, сообщая об этом.
Гвин явно нервничала и болтала о чудесах архитектуры при строительстве этой оранжереи: как Грейкурт заменил шиферную кровлю на стеклянную, как он использует печки для ее обогрева вместо открытого огня, потому что так лучше для апельсиновых деревьев.
Джошуа едва ли слышал остальное. Он просто наслаждался видом этой женщины в бальном платье, которое можно было бы посчитать фривольным для восемнадцатилетней девушки, но для женщины в возрасте Гвин оно подходило идеально. Несмотря на девственно-белый цвет, лиф был невероятно искушающим, с низким вырезом, и прекрасно подчеркивал округлую форму ее груди. Под правой грудью начиналась то ли золотая лента, то ли вышивка – как раз с того места, где находилась завышенная талия, диагонально спускалась оттуда к подолу слева и пару раз огибала платье в нижней части.
Гвин напоминала ему рождественский подарок, обернутый белой бумагой и завязанный золотой лентой. Казалось, что требовалось только дернуть за ленточку, чтобы открыть подарок и увидеть все прекрасное, что скрывается внутри. Так еще может раскрываться цветок. Именно это и хотелось сделать Джошуа: раскрыть каждый сантиметр ее тела и смотреть на него, любоваться тем, что сейчас оставалось закрыто.
– Начнем? – спросила она, и от ее грудного голоса его приятная фантазия стала еще более яркой.
«Она говорит о танцах, идиот, а не о том, как воплотить в жизнь твою фантазию. Прекращай эти грязные мысли!»
