— Так ты сказала, что не хочешь возвращаться домой? — спросила Корнелия.
— Ах, мадам, как я могу вернуться? Все были так добры ко мне перед отъездом. Слуги в замке вручили мне подарок, а викарий — Библию. Мой отец заплатил за мой билет до Лондона и купил мне новое пальто. Я никогда не осмелюсь рассказать ему, что случилось. Только моя мачеха никогда не любила меня… и если я вернусь сейчас. назад… Нет, мадам, я скорее умру!.. Наложу на себя руки!
— Грешно говорить такие вещи, — строго сказала Корнелия. — Ты еще очень молода, ты подыщешь себе другое место.
— Ни в один приличный дом меня не примут без рекомендаций, — возразила ее собеседница.
Корнелия знала, что это правда. Даже их не слишком вышколенные слуги в Росарилле поступали на службу с рекомендациями от своих деревенских священников. Корнелия задумалась. Можно было бы дать девушке денег, но это не лучший выход, поскольку для одинокой и беззащитной женщины деньги также таят в себе опасность.
У Корнелии не было возможности посоветоваться с кем-либо: ни ее дядя, ни тетя не прониклись бы сочувствием к несчастной и не стали бы помогать тому, с кем Корнелия познакомилась в такой необычной ситуации. Затем ей пришла в голову одна идея.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Виолетта, мадам. Виолетта Вальтере.
— Хорошо, Виолетта, послушай меня. Я сама найму тебя в качестве горничной.
— Нет, мадам, я не могу позволить вам этого, — отрицательно покачала головой Виолетта. — Я недостаточно умела для горничной… и притом вы не знаете обо мне ничего, кроме того, что я рассказала вам сама… С моей стороны это будет нехорошо.
— Мне жаль тебя, и ты мне понравилась, — ответила Корнелия. — Мы все совершаем ошибки в жизни, но ты была жестоко наказана за то, за что другие люди часто остаются безнаказанными.
Я хотела бы, чтобы ты приняла мое приглашение…а ты?
Девушка подняла глаза на Корнелию, и та увидела, что надежда затеплилась в глазах Виолетты.
С легким всхлипом она отвернула голову и быстро сказала:
— Вы слишком добры ко мне, мадам. Было бы нечестно для меня воспользоваться вашей добротой. Хозяин сказал, что я вела себя очень плохо, и возможно, он прав. Было преступлением с моей стороны позволить поднять глаза на молодого хозяина… Я знала, что поступаю гадко… но это потому… потому…
— Потому, что ты любила его, — докончила за нее Корнелия.
— Да, это так. Я любила его, но такая любовь не приносит девушке счастья, мадам. Я пыталась вырвать ее из своего сердца, это было бы правильнее всего, но, когда… любовь вспыхнула так неожиданно, я ничего не могла поделать с собой, кроме… кроме как позволить своему сердцу любить!
Корнелия молча слушала эту исповедь, не отводя глаз от сверкающей на солнце глади озера.
«Так вот как приходит любовь, — думала она, — внезапно, прежде чем успеешь осознать это, она вспыхивает в сердце, словно факел в ночи».
И неожиданно она почувствовала прилив радости, словно что-то раскрылось в душе ее, сверкающее и прекрасное, озарив внезапной догадкой ее сердце. Любовь пришла и к ней — так же, как это случилось с бедняжкой Виолеттой. Это произошло, и уже нельзя было с этим что-либо поделать.
Корнелия порывисто обернулась к девушке.
— Забудь прошлое, Виолетта, — сказала она. — Я помогу тебе и хочу, чтобы ты помогла мне. Теперь слушай внимательно, что тебе нужно сделать.
Ее осенило, каким образом она могла бы ввести Виолетту в дом своего дяди. Она с удивлением обнаружила уверенность в себе и в своих словах, чего не замечала прежде. Как будто в стремлении помочь кому-то другому в ней пробудились сильные черты ее характера. От смущения и растерянности не осталось и следа, и впервые с тех пор, как она покинула Росарилл, Корнелия твердо знала, что ей надлежит делать.
— Во-первых, тебе необходимо что-нибудь съесть, — уверенно сказала Корнелия. — Ты провела в парке всю ночь?
— Я сначала отвезла свои вещи на Паддингтонский вокзал. Хозяин велел мне отправляться домой. Я намеревалась подчиниться ему, но когда попала на станцию, то поняла, что не смогу сделать этого. Я не смогу признаться своим, что случилось… Не смогу снова пресмыкаться и унижаться перед мачехой… Я бродила по улицам… прохожие пытались заговорить со мной, но я бежала от них, а потом, когда открылся парк, я пришла сюда. Здесь было так безлюдно, и я подумала, что тут уж никто не услышит моих рыданий.
— Но я все же услышала, — закончила ее рассказ Корнелия. — И теперь ты должна обещать мне сделать все в точности так, как я объяснила тебе.
— Вы уверены, мадам, что действительно чуждаетесь в моих услугах? Вы поверили мне, но ведь я могла и обмануть вас… я могу оказаться воровкой… или кем-нибудь еще…
— Я не боюсь, — мягко сказала Корнелия. — У меня есть предчувствие, что наша встреча с тобой, Виолетта, не случайна. Мы нужны друг другу. И раз мы встретились, ты не подведешь меня.
— Клянусь вам, мадам! Я буду служить вам до конца своих дней, — горячо воскликнула Виолетта.
— Спасибо. А теперь ступай и сделай, как я сказала. И когда ты придешь в дом моего дяди, то называй меня «мисс», а не «мадам». Спросишь мисс Бедлингтон и не забудь историю, которую я для тебя сочинила.
— Я не забуду, мисс.
Корнелия дала ей немного денег, и Виолетта обещала съесть что-нибудь на завтрак, привести себя в порядок и явиться к одиннадцати часам на Парк-лейн, 94. Корнелия поднялась со скамейки и протянула, прощаясь, руку. Виолетта замялась, видимо, стесняясь своих натруженных рук, а затем внезапно наклонилась и прижалась губами к протянутой ей руке.
— Храни вас бог, мисс, — прошептала Виолетта, и слезы вновь показались на ее глазах, но на этот раз это были слезы облегчения и благодарности.
Корнелия отправилась в обратный путь. Она чувствовала, что повзрослела с того момента, как покинула дядин дом, направившись на прогулку.
Она увидела страдание и боль, любовь и преданность. И все это вместе пробудило ее для новых, неведомых ей прежде чувств. Но даже теперь она едва отваживалась сознаться в том чувстве, которое полностью завладело ее сердцем. Корнелия видела лицо герцога перед собой, все равно как если бы он шел рядом с ней по берегу. Ах, если бы она не была такой косноязычной прошлой ночью, она бы могла расспросить герцога о его жизни, рассказать о себе и Росарилле. И еще… память цепко удерживала все мелочи: как он шел к ней через бальный зал, как она слышала биение его сердца в то время, как его рука обвивала ее талию, как они сидели друг против друга и их руки соприкасались…
Корнелии теперь казалось, что с того самого момента, когда она впервые увидела герцога на Гросвенор-стрит, она уже знала, что он станет всем в ее жизни. Такой высокий, такой самоуверенный, такой непохожий на тех мужчин, что встречались в ее жизни раньше… и он пригласил ее на ужин и сказал, что придет проведать сегодня днем.
