— Они всегда так поступают? — спросила Корнелия, глядя, как молодые люди, сняв шляпы, машут им вслед.
— Toujours , — равнодушно произнесла Рене, — я — одна из достопримечательностей Парижа. Разве тебе никто еще не сказал об этом?
— Да, в самом деле, Арчи говорил мне это, — ответила Корнелия. — Но я и не подозревала, что это выражается в таких формах.
— Я сегодня насладилась этим даже больше обычного, потому что рядом со мной гораздо более значительная персона — герцогиня Роухэмптон!
— Силы небесные! Я совсем забыла об этом.
Предположим, кто-нибудь узнал бы меня?
— Если бы тебя узнали, то разразился бы грандиознейший скандал, и порицать в нем стали бы герцога. Но не волнуйся, абсолютно никто тебя не узнает. Меня всегда развлекает игра с опасностью, и, возможно, поэтому я навсегда полюбила тебя, моя маленькая Дезире. И я приняла твердое решение помочь тебе завоевать твоего мужа.
Рене рассмеялась на секунду.
— Герцог узнает о том, что мы катались сегодня днем, — продолжила она, — кто-нибудь непременно ему расскажет об этом. Если нет, то мы расскажем ему сами. Он никогда не сопоставит, что прогулка Дезире Сент-Клауд по Елисейским Полям имела место в то самое время, когда его жена, как предполагалось, примеряла платья у модной портнихи. Ты понимаешь меня? В его мозгу слишком глубоко запечатлено то обстоятельство, что ты и я принадлежим к совершенно другому обществу, чем то, в котором он родился и женился.
— Да, я понимаю, — ответила Корнелия. — Но мне как-то неприятно думать об этом. Вы настолько добрее, милее и в сотни разумнее, чем те леди, которых я встречала в Котильоне. Несправедливо, что они полагают о себе, будто они лучше вас. Они тоже имеют любовников, но хранят это в тайне, а вы храбры и искренни и не скрываете этого. Почему же они должны быть достойны похвалы, тогда как вы — осуждения?
— Так должно быть, и это справедливо, — философски заметила Рене. — На их стороне все человеческие законы, дитя мое, и юридические, и социальные, и религиозные. Так и должно быть, мужчина и женщина должны стремиться к респектабельности. И это единственное, — что большинство из них делает счастливыми.
— Но что касается вас? — спросила Корнелия.
— В данный момент я тоже счастлива, — ответила Рене, — но я не тешу себя иллюзиями. Впереди меня ждет одиночество и, возможно, огромное несчастье. Меня не примут в обществе, у меня нет мужа, который защитил бы меня от нападок моих врагов. Но, я надеюсь, у меня останутся друзья! Я верна им и дорожу их дружбой гораздо более, чем всеми моими драгоценностями.
— Как вы мудры! — уже в который раз повторила Корнелия.
— Приходится, — мягко произнесла Рене. — Но давай попытаемся забыть о моем будущем и подумаем о твоем. Видишь, мы уже приехали!
Монсеньор Ворф приветствовал Рене восторженными восклицаниями. Одетый в бархатную фиолетовую куртку, жилет в цветочек и черный берет, портной поразил Корнелию своим внешним видом. Когда же он начал разглядывать ее и выспрашивать, подбирая новый гардероб, она поняла, что он в самом деле гений в своей области, каковым он и считался. Монсеньор Ворф любил красивых женщин, и когда Рене сообщила ему, что ей потребуется полное приданое для Корнелии, он всплеснул руками от удовольствия и стал громко созывать закройщиков и швей. Улыбаясь, распекая служащих за нерасторопность, разматывая ткани, монсеньор Ворф, казалось, заряжал всех окружающих своей неукротимой энергией.
Бальные наряды, туалеты для обеда и чая были принесены для просмотра, и он предлагал юбку от одного, лиф другого, рукава третьего, вышивку четвертого, до тех пор, пока Корнелия не заказала не менее дюжины платьев.
Затем такой же процедуре подверглась коллекция дневной одежды — утренние платья, уличные, платья для ленча и несколько более элегантных туалетов для официальных случаев.
— Мне на самом деле потребуется все это? — спросила Корнелия в замешательстве.
— Абсолютно все, — твердо заявила Рене. — Ты не можешь надеть одно и то же платье более одного или двух раз в одно и то же место, но когда ты вернешься в Англию, то сможешь носить их там.
Глаза их встретились, и Корнелия поняла, на что намекала Рене, — настанет день, когда Дезире и Корнелия смогут стать одним и тем же лицом.
Как и когда это должно произойти, никто из них не мог предположить, но, однако, лучше быть к этому дню готовой.
Время летело слишком быстро, но Рене строго следила за ним, и Корнелия успела переодеться, надеть темные очки и вернуться в» Ритц» за добрых двадцать минут до того, как герцог вернулся со скачек. Корнелия устроилась в гостиной и читала роман, когда он вошел. Она почувствовала, как сердце ее внезапно замерло в груди при виде его — такого красивого, самоуверенного! И, главное, он вошел, улыбаясь, и, прежде чем Корнелия успела спросить, как он провел день, герцог произнес торжествующе:
— Я выиграл! Французские лошади не могут сравниться с нашими английскими, и было нетрудно определить и поставить на лучшую из них.
Я получал выигрыши на каждом забеге, кроме одного.
— Какой вы знаток! — сказала Корнелия. — Вы выиграли много денег?
— Вполне приличную сумму. Я заехал по дороге домой на Рю де ла Пэ и купил вам подарок.
С этими словами герцог протянул ей футляр.
Корнелия взяла его и открыла. На бархате покоился гладкий золотой браслет с изящной надписью, выполненной из маленьких вкрапленных камешков бирюзы.
«Un souvenire de Paris», — громко прочитала Корнелия. Она чувствовала себя упоительно от мысли, что герцог думал о ней.
— Как мило! — воскликнула она. — Огромное спасибо.
— Это всего лишь маленькая прихоть, — небрежно ответил герцог. — Я просто подумал, что это порадует вас. Должен заметить, что у Картье я не нашел драгоценностей, достойных соперничать с нашими фамильными. Когда мы вернемся домой, я покажу их вам. И вы сможете выбрать себе любые, какие пожелаете. Моя мать предпочитает свои собственные украшения и находит, что старинные диадемы Роухэмптонов чересчур тяжелы для нее.
Корнелия надела браслет на запястье.
— Спасибо, — еще раз повторила она. — Мне очень приятно, что вы подумали о том, чтобы сделать мне подарок.
— Вы уже пили чай? — поинтересовался герцог. — Я бы предпочел виски с содовой.
Тут Корнелия поняла, что совершенно забыла про традиционный чай в пять часов, пока была с Рене, которая, будучи француженкой, не придерживалась английских традиций. Она взглянула на часы и увидела, что до обеда остался всего лишь час. И после того, как официант принес герцогу заказанное им виски с содовой, она отправилась к себе переодеваться к обеду. Теперь она уже не советовалась с Виолеттой, какое бы платье из множества привезенных из Лондона ей выбрать на вечер. В любом из них она выглядела серо и невзрачно. Глядя на свои наряды новыми глазами, она видела теперь, насколько они были старомодны и неэлегантны по фасону и цвету.
