– Договорились, – легко согласилась Алечка, заряжаясь Лёлиным оптимизмом. – В ближайшее же время вернусь к литературному творчеству.
– Обещаешь? – уточнила Лёля.
– Обещаю! – крикнула Аля.
– Тогда – по рукам! – обрадовалась Лёля, и они пошли в кофейню съесть по кусочку штруделя с мороженым, потому что день стоял солнечный, на бульваре было хорошо и привольно, а настроение у обеих впервые за последние дни было отличное.
После кофейни отправились на Яузский бульвар пешком по Чистопрудному. Кому охота садиться в трамвай № 39, когда вокруг настоящее лето и под ногами разбегаются весёлые кружочки света!
– Москва – это головоломка, – рассуждала Лёля, – которую нам приходится разгадывать.
– А если не разгадаешь? – спросила Аля.
– Если не разгадаешь, город тебе не откроется. Можно всю жизнь прожить в наглухо закрытом городе и ничего про него не знать.
– А как узнать?
– В первую очередь, Москву надо любить. Узнать город можно только через любовь. А люди максимум что делают – заучивают информацию. Этот особняк построен в этом веке, тот в том. Или что-нибудь про пожары. Этим дело и ограничивается.
Аля слегка заскучала и поддала ногой камешек.
– Кстати, насчёт информации, – добавила Лёля. – Как ты думаешь, Алечка, в каком месте началась Москва?
– В Кремле, – не задумываясь, ответила Аля.
– А вот и нет! – победно воскликнула Лёля. – Москва началась в двух шагах от нашего дома – на пересечении Яузы и Москвы-реки! Там, где высотка на Котельнической.
– Ну Лёля! – умоляюще застонала Аля. – Ты пересказываешь мифы и легенды, сколько тебе про это папа объяснял!
– Я опираюсь на исторические факты, – взвилась Лёля. – И потом, разве ты сама не видишь, что дом у нас стоит в совершенно особенном месте? Тут даже знать ничего не обязательно. Просто чувствуешь – и всё. Между прочим, есть мнение, что к устью Яузы когда-то в древности причалил Ноев ковчег!
– А-а-а-а, – заголосила Аля, зажав уши. – А-а-а-а!
– Что – а-а-а-а? – обиделась Лёля. – Для города миф и легенда важны не меньше, чем ваша информация!
Лёля ускорила шаг, и некоторое время они шли молча.
Чистопрудный закончился, они пересекли Покровку и шагали теперь по Покровскому бульвару.
– Город у нас, Алечка, особенный, – рассказывала Лёля уже более спокойно. – В нем много слоёв: он как бутерброд. Под одной мостовой – другая. Под одними районами – другие районы, один другого древнее. От них уже почти ничего не осталось. Только камни.
– И клады, – вставила Аля.
– И клады, – кивнула Лёля. – А ещё названия улиц.
– Я знаю, – шепнула Аля.
– Что знаешь? – Леля удивилась.
– Знаю, что из-за них всё меняется.
– В смысле?
– У меня это с детства. Если вдумчиво произносить названия – Маросейка, Покровка, Яуза, Хитровка, – всё становится каким-то другим. Даже не знаю, как выразить. Боюсь, Лёлечка, ты меня не поймёшь.
– Так, завтра же за книгу! – строго сказала Лёля.
– Да, – кивнула Аля.
Глава 17
Аля и её битва со словами
На следующий день, следуя своему обещанию, Мелкая Аля уселась писать книгу. По правде сказать, ей самой тоже надо было как-то отвлечься и снять напряжение. Психолог был прав: ничто не успокаивает лучше литературного творчества!
На самом деле она уже много раз собиралась вернуться к своей недописанной книге, и всякий раз ей что-нибудь ей мешало.
В первую очередь, мешали слова.
Ей уже начинало казаться, что слова – не помощники, а враги человека, посвятившего себя писательскому ремеслу.
С сюжетом книги Мелкая Аля толком ещё не определилась, но твёрдо знала одно: в ней обязательно будет про голубей.
Голубиная история началась в Алиной жизни прошлой зимой.
Как-то раз Аля сидела у окна и рассматривала голубей, которые клевали пшено, забравшись внутрь присыпанной снегом деревянной кормушки. Эту кормушку сердобольная Лёля повесила на дереве за окном. Голуби не знали, что их рассматривают, и никуда не спешили. У одного не хватало лапки. Другой был крупнее остальных. А третий всё время поворачивался к Але задом – то есть хвостом. Ей даже интересно стало: какой же он спереди? И почему отворачивается? Она продолжала наблюдать, хотя опускался вечер, и им с Лёлей пора было ехать в школу учиться во вторую смену. Вдруг голубь повернулся, и Але показалось, что у него не голубиная голова, а самое настоящее человеческое лицо. Всё длилось не более секунды, но лицо голубя было именно лицом – она видела его собственными глазами! Лицо походило на карандашный набросок, когда рисует художник, то есть с тенями и всем прочим. Оно казалось Але смутно знакомым, это лицо, будто бы Аля когда-то его видела и даже знала по имени. Но кто это был? Она не успела рассмотреть. Голубиная голова снова стала голубиной головой, на улице повалил снег, а Мелкая Аля спрыгнула с подоконника и понеслась в школу.
Лёля потом смеялась и говорила, что лицо Але приснилось, потому что Аля задремала, сидя у окна, – якобы дверь была приоткрыта, и Лёля всё видела. Но Аля знала, что это не так. Голубь с человеческим лицом действительно сидел в кормушке, и она, Аля, встретилась с ним глазами.
Весной, в один из выходных дней, Аля купила тетрадь на пружинках, открыла первую страницу и написала: «Жил-был голубь».
Она была потрясена. Сколько всего скрывалось за этими простыми словами!
Остальные слова с такой силой ринулись наружу, что девочка испугалась. Она не успевала объяснять самой себе: что за голубь? Как он выглядел? Чем питался?
Тень огромного и ещё не рождённого текста нависла над Алей и её тетрадкой на пружинках.
На следующий день Аля собрала волю в кулак и написала следующее предложение: «Голубь жил в голубятне».
Она хотела добавить что-то ещё, но не решилась.
Третье предложение, написанное спустя почти месяц, было таким: «Иногда он клевал во дворе зёрна и семечки».
Тогда Але показалось, что она, как в фильме ужасов, всем своим мелким телом навалилась на дверь, чтобы толпа зомби не вломилась в комнату.
Но сегодня, открыв тетрадку на пружинках, Аля почти сразу почувствовала уже знакомое лёгкое жжение в ладонях. Слова удивлённо притихли. Не прилагая специальных усилий, она видела, что от этих слов исходит мягкое зеленоватое сияние.
Готовая книга из трёх предложений мерцала перед ней на столе – гипнотизировала, что-то обещала и даже смутно угрожала.
