Распухшими старческими пальцами баба Полина подковыривала из миски тёмно-зелёные, облепленные укропными семечками огурцы и протягивала их девочкам – сначала Але, как самой мелкой и оттого нуждающейся в заботе, потом Кристине, Натке, Свете.
Мелкая Аля терпеть не могла солёные огурцы, даже из оливье выковыривала их вилкой и теперь не знала, что делать. Отдать Светке? Светка хрустела своим огурцом с явным удовольствием. Кристина тоже ела огурец совершенно спокойно. Может, потихоньку выкинуть? Завернуть в пакет и отнести домой?
– Не вздумай, – шепнула Натка, видимо, разгадав её намерение. – Ешь немедленно!
Аля откусила кусочек. Огурец был недостаточно солёный и пах старым домом: сквозь привкус чеснока, укропа и ещё какой-то травы отчётливо пробивался запах погреба. Но она старательно жевала старухино угощение до тех пор, пока у неё в руке не остался зелёный хвостик, покрытый крошечными колючками, и тогда она послушно проглотила и хвостик.
Старуха тем временем вернулась в дом. Аля не сомневалась, что она выйдет к ним снова, – принесёт ещё огурцов, или поговорит о чём-нибудь, или хотя бы просто попрощается, ведь они обменялись угощениями, а значит, между ними возникло что-то вроде дружбы или взаимной симпатии. К тому же уйти не попрощавшись было невежливо.
Но дверь больше не открывалась, и старуха не показывалась.
Может, в доме её ждали неотложные дела, а может, от старости она просто забыла, что возле крыльца стоят девочки.
Натка молчала. Она морщила лоб и о чём-то думала. Или чего-то ждала. Остальные девочки тоже молчали: они, как и Аля, чувствовали неловкость и не знали, о чём говорить и что делать дальше.
Аля посмотрела вверх: синевы у неё над головой не осталось и в помине. Небо закрывали низкие грозовые тучи без малейших просветов. Словно тёмные волны вскипали где-то совсем невысоко от земли. Но ветра не было. Напряжённая тишина висела в раскалённом, замершем воздухе. Куры исчезли вместе со своим петухом, из сарая не доносилось ни звука. Только биение их сердец да чуть слышное дыхание нарушали почти абсолютную тишину. Тишина звенела и обволакивала, её можно было бы назвать мертвой, и всё же она была пугающе живой.
«А как же машины, поезд? – удивлялась про себя Светка Синица. – Где-то ведь всё это осталось, никуда же оно не делось». Но сколько она ни напрягала слух, ей не удавалось различить ни грохота товарных вагонов, ни шума двигателей, ни человеческих голосов – всего того, что ночью и днём заполняет собой атмосферу города.
И тут оно появилось.
Оно пришло.
Это случилось так внезапно, что никто не успел определить, с какой стороны оно возникло: из путаного колтуна вишен, из-за сарая, из глубины старухиного дома – или, быть может, спустилось с неба.
Оно двигалось.
Очень медленно, почти незаметно для глаза – но двигалось!
Небольшой жёлтый шар, чья поверхность вначале показалась им зеркальной, плыл чуть выше уровня их голов. Шар тоже был размером с человеческую голову. Он был самой яркой точкой во всём старухином дворе, во всём районе, во всём городе – это был самый яркий предмет, который девочки видели в своей жизни.
Сначала им показалось, что это оптический обман, что это солнце, выглянувшее из-за вскипающих свинцовых туч, как-то странно преломилось и явило им своё диковинное отражение. Маленькое солнце медленно катилось по воздуху. Глядеть на него было больно, но не глядеть не получалось, потому что оно было самым прекрасным и волшебным, что они когда-либо видели на земле. А ещё – оно было опасным. Очень опасным. И оттого ещё более притягательным.
«Звезда, – думала Светка Синица с ужасом и восторгом. – Звезда, которая упала с неба. А нам говорят, что падающие звёзды сгорают в атмосфере. Нас обманывают!»
Инстинктивно девочки понимали, что малейшее движение – поворот головы, взмах руки, произнесённое слово или случайный вздох – может ускорить движение звезды или изменить её траекторию.
Аля скосила глаза и увидела лица девочек.
Лицо Натки было бледным, вытянутым и очень сосредоточенным. По её лицу Аля не могла определить, ждала Натка появления шара или, как и для остальных, он для неё был неожиданностью.
Кристина смотрела на шар своими стрекозиными очками серьёзно и строго. В его призрачном свете её лицо тоже было бледным, почти белым, а черты его – жёсткими и холодными. Шар отражался в тёмных очках отчётливо, как в двух маленьких продолговатых зеркалах.
Светка почему-то переводила взгляд то на шар, то на Натку: может, она ждала от неё разъяснений или надеялась, что Натка улыбнётся, глядя на её, Светки, растерянную физиономию, и всё это окажется солнечным зайчиком. Светка видела – и не могла поверить в то, что видела. А Але почудилось, что она различает в Светкиных зрачках крохотное отражение Наткиного застывшего лица.
Они – четыре неподвижно стоящие девочки – представляли собой почти ровный квадрат. Светящийся шар вплыл в середину квадрата и замер.
«Выбирает», – мелькнула у Кристины страшная догадка.
Алино лицо сморщилось и превратилось в судорожную гримасу.
«Сейчас чихнёт», – в ужасе подумала Светка Синица, скосив на неё глаза.
Но Аля не чихнула, и шар всё так же неподвижно висел в центре образованного ими квадрата.
Тут девочки заметили, что шар не просто висит, а будто бы стремительно вращается вокруг своей оси – словно крошечная обезумевшая планета.
А затем он взмыл. Он взмыл так стремительно, что девочки забыли о правиле, подсказанном интуицией, – не шевелиться и по возможности не дышать, – машинально запрокинули головы и посмотрели вверх.
Но шара не было. Вверху кипела живая, страшная, изжелто-серая масса туч, поглотивших его без остатка.
– Бежим, – тихо скомандовала Натка.
Повторять не пришлось: они рванули так, что Мелкая Аля всерьёз испугалась, что они снесут калитку вместе с забором.
Они бежали мимо заборов, мимо сараев, мимо непонятных серых строений и бетонных оград, мимо гаражей, подгоняемые грозовым ветром. Где-то в просвете между зданиями тянулись вагоны и цистерны товарного поезда. Словно время застыло на месте, и они по-прежнему были в одном и том же замершем мгновении.
– Мы сейчас промокнем с головы до ног! – задыхаясь от бега, крикнула Аля.
И была права: с неба упали первые капли. Одна шлепнулась Але на лоб, другая – на макушку, третья – в тёплую пыль на дороге да так и осталась лежать пыльным островком. А вслед за первыми, самыми тяжёлыми и мокрыми, начало падать всё больше и больше капель, пока вся земля не стала рябой и бугристой. Промокание с головы до ног было не за горами.
В следующий момент небо обрушилось на землю.
Это даже нельзя было назвать дождём. Всё потемнело, завертелось, смешалось. Силуэты девочек расплылись, словно пятнышки акварельной краски неслись сквозь потоки воды. Они не понимали, куда бегут, не знали, попадались ли им по пути огород и пустырь, барак и яблоня, под которой старуха закопала курицу, узкая тропинка среди непроходимых зарослей, полоска газона, где ещё совсем недавно дремотные волны насекомого пения уносили их к зелёному сердцу лета. Они просто неслись сломя голову – следом за Наткой.
