– Я вообще никого не знаю, кто хоть немного жил в старом школьном автобусе.
– Ну а теперь знаешь, – и я передала ему котенка, бережно-бережно. – Давай вот о чем договоримся. Родео ни за что не согласится на этого котенка. По крайней мере вначале. Так что я иду вперед, вхожу в автобус, иду в свою комнату. Через минуту подходи с котенком под мое окно, вон с той стороны. Договорились?
Младший брат покосился на старшего. Тот пожал плечами, кивнул. Мелкий снова посмотрел на меня:
– Значит, сегодня нам обоим влетит?
Я ухмыльнулась.
– Наверняка. Ну и ладно: что-что, а котята и слаш точно стоят того, чтобы за них влетало. Можно потерпеть, – и я взяла солнечные очки, которые все это время свисали у меня с горловины футболки. Очки были огромные, в пол-лица, круглые, в коричневой оправе, с массивными пластмассовыми стеклами. Куплены за доллар на блошином рынке в Нью-Мексико, стоят своих денег до последнего цента. Я надела очки – считай, притушила слепящий свет солнца. – Готов?
– А то!
Я неспешно двинулась к автобусу, прихлебывая арбузный слаш с таким видом, словно у меня нет никаких забот.
Когда я потянула на себя дверь-гармошку, Родео, – он, сосредоточенно высунув язык, отскребал от стекла дохлого кузнечика, – оглянулся.
– А бананов нет, что ли? – спросил он.
– Нету, – сказала я, небрежно отдав ему честь, хотя, если честно, даже забыла посмотреть, были ли в магазине бананы.
– Тьфу ты черт, – сказал Родео, а потом улыбнулся мне той белозубой заразительной улыбкой, против которой я бессильна – всякий раз невольно улыбаюсь ему в ответ. – До следующей остановки, значит.
Я сложила руку пистолетом, понарошку выстрелила и поднялась по ступенькам в автобус, спокойненько, не спеша. Миновала пассажирские сиденья – мы почти все кресла сняли, но несколько рядов оставили, узкую койку Родео, прошла насквозь нашу гостиную, мимо привинченных к стене книжных шкафов, привинченного к полу дивана, мимо нашего огорода – растений в горшках на полках, привинченных к стене под окном. В окна мне было видно, как малыш идет к хвосту автобуса, прикрывая ладонью что-то маленькое и выпуклое у себя за пазухой, идет такой же спокойной, безмятежной походкой, как и я. В сторону Родео он даже не смотрел. Этот парень прирожденный ловкач.
Раздвинув занавеску, которая заменяла дверь, я вошла в свою комнату. Жарко, душно, но стоит тронуться в путь, станет прохладнее. Не мешкая, подошла к окну, отдернула штору. Вот и пацан: смотрит на меня снизу, разинув рот, на ладонях разлегся котенок.
Я взялась обеими руками за задвижки и опустила стекло, стараясь поменьше скрежетать. Мальчик встал на цыпочки, вытянув вверх руку с котенком. Тот свисал с его ладони.
– М-да, – сказала я. Даже высунувшись за окно, я не могла дотянуться до котенка – оставалось еще где-то полметра. – Погоди секунду.
Я отскочила от окна, огляделась. Схватила с крючка свою старую ковбойскую соломенную шляпу, сорвала куртку с проволочной вешалки, распрямила вешалку. Прицепила к вешалке шляпу за длинный плетеный ремешок, опустила это приспособление в окно.
– Давай, клади его в шляпу, – прошептала я. Парень так и сделал. Осторожно-осторожно я потянула шляпу с котенком вверх. Через секунду он уже был у меня в руках. Уставился на меня, довольный-предовольный, словно он каждый день залезает в лифт из ковбойской шляпы и так поднимается в школьные автобусы. С каждой секундой этот кот нравился мне все больше… хотя вообще-то и в первый момент понравился.
Я снова высунулась в окно.
– Спасибо за слаш, – сказал мальчик.
– На здоровье. Спасибо за котенка.
Мальчик только пожал плечами, и я подумала, что это самый уместный ответ.
Я услышала, как с грохотом и дрожью закрылась дверь автобуса. Через секунду завелся наш верный мощный дизельный мотор, моя комната заходила ходуном. Мальчик попятился.
– Ну, пока, увидимся когда-нибудь, – сказала я.
– Увидимся, – сказал он и отошел, огибая автобус сзади.
У моей кровати стояла большая коробка с книгами. Я перевернула ее, выбросила книги на пол. Впихнула коробку между привинченным к полу стеллажом и привинченной к полу тумбочкой, посадила туда котенка. В коробке он выглядел ужасно маленьким и одиноким. Тогда я свернула гнездышко из старой футболки, положила ее в коробку, а заодно, для компании, маленького плюшевого динозавра. Котенок обнюхал динозавра, посмотрел на меня, а затем улегся спать с тихим «плюх».
Я покосилась на груду книг на полу у коробки, и мой взгляд упал на сверкающие золотые буквы – название моей любимой книжки: «Айван, единственный и неповторимый». Это знак.
[2]
– Лучше не придумаешь, – сказала я. Почесала ногтем за ушком котенка. Он зажмурился, ткнулся носом в мою ладонь. – Айван, – прошептала я. – Это твое имя. Айван. Даже если оно тебе не нравится. Но, надеюсь, понравится.
Судя по мордочке Айвана, имя его вполне устраивало.
– А теперь я должна постараться, чтобы Родео ничего не заподозрил, – сказала я. – Сиди тут смирно.
Родео уже сел за руль. Он тоже надел солнечные очки, кинул в рот пригоршню семечек – нечищеных, прямо в кожуре. Я встала на колени на сиденье за его спиной, чтобы заглянуть ему через плечо.
– Ну что, Койот, к старту готова? – спросил он у меня.
– Готова, как корова, – ответила я, широко ухмыльнувшись. – Куда едем?
Он снял автобус с ручника, включил радио. Из колонок грянули инопланетные завывания электрогитар – самая хиповская музыка.
– Это можно узнать только одним способом, – сказал Родео. Хлопнул ладонью по пыльной приборной панели, заорал: – Яджер, к старту готова? – Дал по газам: наш старый мотор аж взревел. Родео отпустил сцепление, и мы, дернувшись, тронулись. Родео тряс головой в такт музыке, плотно сжав губы: умудрялся лузгать семечки языком. – Давай, Койот, повоем! – заорал он с полным ртом семечек.
Я запрокинула голову и взвыла, и этот звонкий, счастливый вой койота отразился эхом от железной крыши с заклепками. Я надеялась, Айван услышит меня и догадается, что я его не бросила, я рядом. А еще я надеялась, что он, черт возьми, будет держать рот на замке и не завоет мне в ответ.
Все стекла в переднем отсеке были опущены, в салон ворвался ветер, он листал наши книжки и охлаждал нас. Опустив голову, я увидела обоих братьев: сидят на бордюре рядом с коробкой, в которой теперь на одного котенка меньше. Оба брата смотрели на меня с любопытством, морща лбы. Младший снова цедил через соломинку свой – то есть мой – «Экзотический фруктовый микс».
Я пожала плечами, глядя на них, – подумала, что это самый уместный жест, а еще помахала им рукой, размашисто-размашисто. Они слаженно помахали в ответ. Хорошие ребята. С такими ребятами я, возможно, даже была бы не против повидаться снова.
