– Ага. Это Чердак. Иногда мы тут едим или так, просто расслабляемся. Или даже затаскиваем наверх одеяла – спим под открытым небом.
Далеко внизу под нами зарокотал, завелся мотор Яджер, и Сальвадор широко раскрыл глаза.
– Вперед, – сказала я, и он осторожно пополз вслед за мной в сторону носа автобуса. Я легла на живот, вцепившись руками в передний поручень, Сальвадор устроился рядом.
– Мы… это самое… Мы правда поедем тут, наверху?
Он прикидывался, что его ничем не проймешь, но я улыбнулась: голос выдавал, что Сальвадор дико нервничает.
– Ну да. Но мы никогда не ездим быстро, и только по дорогам, где не бывает встречных машин, и это ничуточки не страшно, сам увидишь. Правила простые: на крыше во весь рост не вставать. Если хочешь остановить автобус, постучи по крыше три раза. И все. Погнали?
Сальвадор выдохнул через нос и торопливо кивнул. Типичный кивок «ну да, конечно, само собой, я все время катаюсь на крышах автобусов, подумаешь, большое дело».
А вид у него все равно был испуганный. И тогда я решила поделиться с ним еще кое-чем, кроме секрета своего самого любимого места на свете. Придвинулась к нему – мы чуть не соприкоснулись носами – и сказала: – Можно выкрикивать секреты.
– Это как?
– Когда тронемся с места. Мотор ревет, ветер свистит и вообще – можно выкрикивать свои секреты. Просто кричи про них по секрету всему свету, или луне, или ветру. Никто же не услышит.
Сальвадор нервно пожевал губами:
– А зачем?
– А затем… А затем, что это приятно. Говорить то, чего обычно не можешь сказать. Выкрикивать правду. Иногда я просто выкрикиваю… имена.
– Чьи? – спросил он, но тихо, серьезно, таким голосом, что я догадалась: он и так знает ответ.
– Их имена, – прошептала я. – Здесь, наверху, я могу их произносить. Здесь, наверху, я могу выкрикивать их во всю глотку.
Сальвадор кивнул.
– Итак, – сказала я, отворачиваясь от его взгляда, в котором проглядывало что-то такое… как будто он готов меня пожалеть, то есть нарушить слово, – не стесняйся, выкрикивай секреты, если захочешь. Никто не услышит.
– Койот, ты ведь услышишь.
Я обернулась к нему, ухмыльнулась:
– Ну да. Но я никому не разболтаю.
Он тоже мне улыбнулся. И тут автобус тронулся.
Сначала он ехал медленно, но с каждой секундой разгонялся. Мы выехали с маленькой парковки около закусочной на двухполосную дорогу, а потом разогнались по-настоящему, и ветер зачесывал нам волосы назад, дул так, что глаза слезились, и Сальвадор еще крепче стиснул поручень и распластался по крыше.
Тридцать пять миль в час – вроде бы вообще не скорость, когда ты в автобусе. Но, скажу я вам, от нее совсем другие ощущения, когда ты на автобусе, на крыше.
Я обернулась к Сальвадору, а он широко улыбался, сверкая белыми зубами в лунном свете.
– Будешь? – заорала я.
– Чур, ты первая!
Ну хорошо. Ну хорошо.
Вообще-то… выкрикивание секретов… это было только мое. Я ни с кем никогда этим не делилась. Так что, должна признаться, я слегка занервничала. Брось, Койот, не юли: меня просто трясло.
Но хотя у меня раньше, пожалуй, никогда не было настоящих друзей, хотя раньше я, пожалуй, никого и никогда не допускала в свое любимое место, теперь и первое, и второе изменилось, и оба новшества мне очень нравятся, а значит, рассудила я, в моей жизни найдется место для еще большей храбрости.
Меня шатало, но я приподнялась, держась за поручень, встала на колени. Ветер трепал волосы, я сощурилась, потому что ветер дул слишком сильно.
Перевела взгляд со слепящего света фар на небо, на тихий свет звезд. И подумала о своей старшей сестре, сестре, которая учила меня выводить на бумаге мое имя и разрешала мне улечься вместе с ней, когда ночью на меня вдруг накатывал страх. Набрала полную грудь воздуха, заодно вдыхая все это: ветер, звезды, воспоминание, а потом запрокинула голову и дала волю чувствам.
– Ава! – крикнула я. – Ава!
Я закрыла глаза и подумала о младшей сестре, сестре, которая обожала дуть на пушистые головки одуванчиков, но всегда перевирала их название – говорила «задуванчики», о девочке, которая плакала, когда мне влетало, даже если это она на меня и наябедничала… и я еще раз набрала полную грудь воздуха и еще раз дала волю чувствам.
– Роза! – крикнула я во мрак, крикнула всему миру, своим воспоминаниям. – Роза!
Чтобы вспомнить маму, даже усилий не требовалось, воспоминания о ней не надо было выискивать специально. Она всегда со мной, улыбается, ждет. Я чувствую прикосновение ее руки: она касается моего лба, приглаживает мне волосы, закладывает пряди за уши, чтобы не лезли в глаза.
– Мама! – выкрикнула я, хотя голос у меня чуть не осекся. – Я тебя люблю, мамочка!
Опустила голову, уткнувшись подбородком в грудь, да так и замерла, стоя на коленях. Глаза у меня были закрыты, легкие словно налились свинцом.
Почувствовала рядом какое-то движение: а-а, Сальвадор тоже приподнимается, встает на колени.
Около секунды он простоял рядом со мной, а потом закричал, перекрывая свист ветра:
– Я строю из себя крутого, но мне почти все время страшно!
Ничего себе. Всем секретам секрет. Для Сальвадора это выкрикивание секретов – не прикол.
Я открыла глаза в тот самый миг, когда Сальвадор обернулся ко мне. Глаза огромные, рот разинут, футболка трепыхается на ветру. А в глазах слезы. Но, наверно, просто от ветра.
У меня тоже в глазах были слезы. Но, наверно, тоже просто от ветра.
Мы оба выглядели чертовски серьезными, пока, стоя на карачках, орали в ночи на крыше движущегося автобуса.
Иногда наступает минута, когда мысленно воспаряешь над собой и как бы видишь себя со стороны.
Мы выглядели смешно.
Я хочу сказать, мы выглядели круто, но… и смешно тоже.
Я засмеялась. Громко, заливисто.
Сальвадор было насупился, но, по-моему, быстро смекнул, что смеюсь я не над ним и не над его секретом.
И тогда он тоже засмеялся. По-настоящему, во весь рот, так, что плечи задрожали. Придвинулся ко мне, толкнув в плечо. Я тоже его толкнула. Мы оба снова уставились вперед.
– Я тоскую по маме и сестрам! – крикнула я дороге, расстилавшейся впереди.
– Иногда по ночам, пока мама спит, я плачу! – вопил Сальвадор.
Мы прижались друг к другу плечами.
– Хочу домой! – орала я.
– Я скучаю по друзьям! – кричал Сальвадор.
– У меня вообще нет друзей!
Упс. Я мигом закрыла рот. Именно этим секретом я не планировала делиться. Наверно, слишком увлеклась.
