Красный пикап приближался.
– Бери вправо, – сказал Родео.
– Не могу, – отозвалась Консепсьон, стиснув зубы.
– Вправо, – сказал Лестер.
– Не могу! – огрызнулась Консепсьон. – Мы его пока не обогнали! Никак не обгоним!
Мы втроем обернулись посмотреть на то, что она видела в зеркале заднего вида.
Машина, чей водитель тупил в телефон, не отдалялась на безопасное расстояние. А ехала вровень с нами.
– Он что, поднажал? – закричала я.
– Нет! – ответил Лестер. – Это мы едем медленнее!
И верно. С горки мы уже съехали. Уклон закончился, и наша сумасшедшая скорость снижалась.
– Дай по газам! – завопила я.
И после всей нервотрепки из-за того, что мы мчимся слишком быстро, всех молитв о том, чтобы мы остановились, Консепсьон вдавила педаль газа в пол.
Мотор Яджер протестующе зачихал, набирая обороты, но повиновался.
Мы рванули вперед.
Водитель с телефоном оказался вровень с нашим хвостом. Красный пикап летел нам в лоб. Консепсьон еще раз сверилась с зеркалом заднего вида и резко вывернула руль вправо. Мы вылетели со встречки и вернулись на свою полосу шоссе, а Консепсьон взяла курс на крайний правый ряд, отпустила педаль газа, и мы чуть-чуть сбавили ход, и еще чуть-чуть, а потом нам попался съезд с автострады с чудесной длинной крутой эстакадой, которая уходила вверх. Консепсьон свернула на нее, и теперь, поднимаясь в гору, мы двигались уже не очень резво, а когда скорость упала до, наверно, скорости велосипеда, Консепсьон съехала на обочину, и там-то мы, слава тебе господи, остановились, и как же это было прекрасно.
Консепсьон схватилась за рычаг коробки передач и поставила его на нейтралку. Затянула ручной тормоз. Повернула ключ, заглушила мотор.
Все мы еще несколько секунд сидели, стояли или полустояли на карачках там, где были: переводили дух, пыхтели, уговаривали свои сердца биться не так сильно.
Родео выпрямился. Шумно выдохнул.
Обернулся к остальным. Было слышно, что миссис Вега продолжает молиться, а Вэл – всхлипывать.
Родео смотрел на всех поочередно, и его бледное лицо постепенно приобретало естественный цвет. Уставился на меня, нахмурился, схватил с кресла одеяло, протянул мне.
– Закутайся в него, пташка, – сказал он тихо, и я сообразила, что выскочила из комнаты второпях, даже не вспомнив об одежде. Я стояла в одной футболке и трусах перед Сальвадором и всем миром и в любой другой момент испытала бы шесть разных сортов стыда, но в этот момент у меня было только одно чувство: «Я жива и страшно благодарна судьбе». Я просто взяла у Родео одеяло, повязала его на талии и думать забыла. Оглянулась на Сальвадора, но он демонстративно смотрел не на меня, а в окно, – по-моему, очень благородно, по-джентльменски.
Родео наколдовал на своем лице слабую, нервную полуулыбку.
– Что ж, мы показали хорошее время. Кому еще нужна санитарная остановка?
Глава тридцать третья
Родео выполз из-под брюха Яджер. Его рубашка и руки были черны от машинного масла. На лбу красовалось темное пятно.
Я, Сальвадор, Вэл и Лестер стояли на обочине, дожидаясь окончательного диагноза. Солнышко светило, небо было голубое, воздух пах соснами – а меня всю скрутило от беспокойства. Сердце в груди громко тикало, отсчитывая, сколько у меня остается часов, минут и секунд. Если верить телефону Лестера, до Поплин-Спрингс восемь часов езды, если нигде не останавливаться. Сейчас два часа дня. На следующее утро парк и моя коробка памяти – со всем, что невозможно восстановить, – будут уничтожены навеки. Если вспомнить, что едем мы из самой Флориды, до дома остается всего ничего. Но если наш автобус встал намертво и уже не оживет, мы, считай, все равно что на Луне.
Родео поленился вставать: просто уселся на гравий, привалившись спиной к колесу Яджер, вытер руки ветошью. Глянул на меня, щурясь, и отвернулся.
– Ну? – спросил Лестер.
Родео покачал головой, снова посмотрел на меня.
– Извини, мотылек, – вот и все, что он сказал. Слезы обожгли мне глаза.
– «Извини» – за что? – потребовал ответа Сальвадор.
– Извини, ремонт предстоит серьезный. Лопнула тормозная трубка. Мне нужны запчасти. Запчасти, которые тут вряд ли найдешь, – добавил он, обводя рукой окрестности.
– Значит… Что вы имеете в виду? – спросил Сальвадор, хотя, по-моему, он, как и все мы, прекрасно понимал, что хочет сказать Родео.
Родео шумно вздохнул: – Что я имею в виду… Нам не успеть – вот что я имею в виду… Вовремя все равно не доберемся. Чтобы снова раскочегарить нашу колымагу, понадобится не меньше двух дней. Мне очень жаль, ежевичка.
Он сказал: «Мне очень жаль». Сказал, видите ли, что ему очень жаль. Но я почему-то не была в этом уверена.
Мои руки, только что нервно теребившие косу, обреченно опустились. Глаза жгло, горло перехватывало, дыхание было прерывистым, я захлебывалась воздухом. Нет. Нет, нет, нет.
Лестер цокнул языком, покачал головой, повернулся к нам спиной.
Но Сальвадор не сдавался:
– А разве вы не можете, это самое, залатать трубку? Хоть на время?
– Нет, чувак, тормозную трубку не залатаешь. А я никуда не поеду без надежных тормозов. Особенно после сегодняшнего.
– Но разве Койот не может поехать… ну, не знаю, на рейсовом автобусе или еще как-нибудь?
Родео покачал головой:
– Нет, чувак. Без меня она никуда не поедет. А я никуда не поеду без Яджер. Яджер – наш дом, наша жизнь, у нее на борту все, что у нас есть. И потом – как же Айван? Не-ет. Мне очень жаль. Но мы оба застрянем тут на все то время, пока Яджер не тронется с места.
Я отвернулась. Потому что поняла.
Родео беспокоился не за Айвана. И не за наши пожитки.
Он беспокоился о себе.
Я уверена: насчет тормозов он не соврал. И насчет времени на ремонт тоже. Но я знаю: насчет того, что ему жаль, он соврал. Его ни чуточки не огорчало, что мы не доберемся домой вовремя. Его ни чуточки не огорчало, что ему не придется ворошить воспоминания, которые он так старательно похоронил.
Я скрипнула зубами.
Скорее всего, он надеялся, что подвернется отговорка, шанс отменить поездку. Могу поклясться, он молил судьбу, чтобы она подбросила ему шанс взять обещание назад.
Но я не позволю ему воспользоваться отговоркой. Фиг. Живи так, чтоб ни о чем не жалеть, сестренка.
– Я знаю, что делать, – сказала я. – Знаю, как починить тормоза.
– Погоди-ка, мишка-малышка, не можем же мы просто… – начал было Родео, но я повернулась на пятках – аж гравий заскрипел. Повернулась к нему спиной. Хватит с меня его штучек.
