Здесь, где живет память. В точке между деревьями, в точке, где сестры и их мама встали на колени и зарыли сокровище.
Но я стояла в канаве, которая была мне по пояс. Мы закопали коробку не на такой глубине. Нет, яма была неглубокая. Даже не по колено мне теперешней: ее ведь рыли детские ручонки, неловко орудуя лопаткой.
Коробку уже откопали.
Я посмотрела на водителя канавокопателя – он стоял на своей машине и что-то мне говорил, кривясь от злости.
– Вы что-нибудь нашли? – спросила я у него.
Он перестал ворчать.
И спросил: – Чего-чего?
– Вы что-нибудь нашли? Когда копали. Вот тут, где я сейчас стою.
Он посмотрел на меня косо: типичный взгляд «из-за тебя весь день насмарку».
– Нашел несколько камней, девочка. А ну, вали отсюда. Я должен…
– И все? Вы больше ничего не находили? Ничего похожего на коробку?
– Нет, никаких коробок не находил. Послушай, ковш у меня большой, даже если целую микроволновку выкопаешь, не заметишь. А теперь давай-ка…
– А где земля? Где земля, которую вы отсюда выкопали?
Он показал на курган у края канавы, нависавший надо мной:
– А ты как думаешь?
Я обернулась, посмотрела на эту кучу земли. Она была намного выше меня. Она была бы намного выше моего роста, даже если бы я не стояла по пояс в канаве.
Я хочу сказать, куча была огромная.
Но это было все равно. В смысле, абсолютно все равно, без разницы.
Я начала рыть у подножия кургана обеими руками. Голыми руками. Перчатки мне были не нужны. И лопата тоже. Мне нужно было только одно – сдержать обещание.
– Стой! – заорал дядька и еще что-то добавил (наверно, чтоб я перестала, или чтоб унялась, или чтоб не путалась под ногами), но я не замедлила работу, не перестала, даже не обернулась – даже не пыталась ни отвечать, ни объяснять.
Земля поддавалась. Сыпалась в канаву мне под ноги, но сверху, на ее место, сыпалось еще больше, и я продолжала рыть толщу кургана.
Не останавливалась, чтобы перевести дух, или дать отдых рукам, или отшить сердитого крикуна, не останавливалась ни на долю секунды, пока чьи-то руки не схватили меня за плечи. Вцепились мне в руки сильно, но беззлобно, развернули к себе.
Я думала, что увижу того копа с сердитым взглядом, но это был просто какой-то дядька, дядька в грязных сапогах и с трехдневной щетиной на щеках. Он заглядывал мне в лицо, и вид у него был встревоженный.
– Послушай, – сказал он. И повторил: – Послушай. Погоди секундочку.
Я стояла, тяжело дыша, а он меня держал.
– Что тут происходит? – спросил он.
– Я должна ее найти, – сказала я, попытавшись вывернуться.
– Найти что?
– Коробку. Мы ее закопали, а теперь я должна ее найти, – выпалила я одним духом.
– Послушай! – повторил он, когда я попыталась вырваться и снова отвернуться к кургану. – Извини, детка, но, если вы закопали ее здесь, ее больше нет. И ты должна уйти отсюда, хорошо? Это стройплощадка. Тут опасно.
Я помотала головой:
– Нет. Я должна ее найти.
– Но разве здесь ее найдешь? Извини. Давай вылезай из канавы и беги домой, – его пальцы крепко обхватили мое запястье, и он зашагал, потянул меня за собой к концу канавы.
Я уперлась в землю пятками, вырвала руку, а когда он попытался снова схватить меня, подняла руки так, чтобы он не дотянулся.
– Я должна ее найти! – крикнула я, стала колотить его кулаками в грудь. Он от неожиданности попятился, а я снова занесла кулаки. Я была почти готова ударить его снова. Почти готова драться, царапаться, пинаться, бороться из последних сил, потому что за то, за что я дралась, стоило драться.
Но тут я вспомнила Родео. Вспомнила, как он со всеми разговаривает. Не повышает голос, говорит ласково. Говорит, глядя прямо в глаза. Обращается как человек к человеку. «Доброта всегда уместна, Койот».
Людям это нравится. Нравится, когда с ними говорят по-людски. Говорят как с теми, с кем следует считаться.
И в конечном итоге, если дать человеку хоть маленький шанс, он сам захочет помочь.
По крайней мере, большинство людей захочет. Правда-правда.
И я перестала махать кулаками. И дала себе – и ему – две секунды, чтобы успокоиться. И понизила голос. И посмотрела этому дядьке прямо в глаза. Смотрела так долго, так внимательно, что увидела, какого они цвета: желтовато-карие с зелеными крапинками. И заговорила, обращаясь к его глазам, заговорила по-человечески, ласково. Совсем как Родео.
– Ну пожалуйста, – сказала я. – Я должна ее найти. Для меня это очень важно.
И что же – он задумался. Я увидела это своими глазами. Сотни раз я видела, как люди призадумываются, когда Родео с ними говорит, чаруя их своими глазами и голосом, завоевывая их сердца, заставляя их помедлить и вслушаться в его слова, перетягивая их на свою сторону.
Насупленные брови чуть-чуть раздвинулись. Хмурые морщины на лбу чуть-чуть разгладились. Он посмотрел на меня. А я на него.
– Пожалуйста, – повторила я. – Помогите мне.
Он моргнул. Глубоко вздохнул.
А потом сказал, и в его голосе слышалось, что он готов уступить: – А какая она, эта коробка?
Я ему не улыбнулась: момент был неподходящий.
– Металлическая. Величиной с обувную коробку. И форма такая же. Мы зарыли ее вот здесь пять лет назад.
– Ты уверена? Именно вот здесь?
– Уверена на все сто, сэр.
Дядька покачал головой, но потом вроде как подтолкнул меня к кургану:
– Ну ладно. Но нам надо поторапливаться.
И я развернулась к кургану и снова начала копать, и этот дядька с зелеными крапинками в глазах встал рядом со мной и тоже начал копать руками.
Водитель канавокопателя снова разорался, но дядька прикрикнул на него: – Хорош, Эд, успокойся. Минутное дело, – а Эд сказал: – Иди ты, Трэвис, знаешь куда, у меня график, – а мой новый друг Трэвис ответил: – Ну, если у тебя такая спешка, принеси нам две лопаты, а? – и Эд сердито фыркнул и сплюнул, но через секунду убежал, а через минуту спустился в канаву, раздал нам лопаты и сам начал копать с другого бока от меня и, отшвыривая лопатой землю, спросил: – Что ищем? – и я, прервав работу, ответила, и голос у него был грубый и ворчливый, но, клянусь, если бы я не была так занята рытьем, то обняла бы его на этом самом месте.
Мы вгрызлись в курган, все втроем. Слышно было только, как мы пыхтим, как звякают и шуршат наши лопаты, вскапывая землю, отшвыривая камни.
В глаза мне со лба лился пот, и я его утирала, так что не могу сказать, когда там появился Сальвадор: просто подняла глаза, а он там, стоит наверху и тоже роет курган сбоку, лопатой, и его белая майка испачкана грязью. Он увидел, что я его заметила, слегка кивнул мне, но работу не прекращал: кромсал себе землю.
