– Кот, здесь мое логово. И ты сюда даже не суйся.
Но я просто повернулась спиной и шепнула Айвану на ушко:
– Это он понарошку. Гуляй везде, где захочешь.
Позади водительского кресла были два ряда обычных автобусных кресел для пассажиров – только эти два ряда Родео и оставил, когда приспосабливал Яджер для постоянного проживания. За вторым рядом – куча одеял Родео, напротив – наш кухонный отсек. Водопровода у нас на борту не было – и вообще не было никаких удобств, так что на самом деле вся кухня – это буфет, узкий рабочий столик и большая сумка-холодильник, где мы держали молоко и все прочее. Айван особенно заинтересовался полками с едой, но я потащила его дальше.
Рядом с кухней был наш огород: привинченные к окну полки, где в горшках росли помидоры, салат и всякое такое. Я еще и выращивала в двух горшках подсолнухи, и смотрелись они классно – стебли больше метра в высоту, и на каждом тянулся к солнцу великолепный, ослепительный желтый цветок. Мне кажется, огромный цветущий подсолнух вселяет такую радость и надежду, какую ничто другое вселить не может. Айван, обнюхивая ближайший цветок, ударяя по нему лапой, со мной вроде бы согласился. Он вообще умница.
Напротив огорода было привинчено к полу огромное кресло, которое мы называли «Трон». Могу поклясться по собственному опыту, что это невероятно удобное кресло для чтения – мягкое-мягкое: откидываешься назад и расслабляешься, широкое-широкое: ложись поперек, свесив ноги с подлокотника, если уж придет в голову такая фантазия. И стояло оно на самом подходящем месте – рядом с нашим главным книжным стеллажом, всегда ломившимся от книг, которые в этот конкретный момент были для меня и Родео самыми-самыми любимыми.
К стеллажу был придвинут диван – великанский, уютный, обитый тканью в цветочек. Он был дряхлый, обшарпанный, почти все пружины в нем лопнули еще в 80-е годы. Диван уродливый, чудовищный и просто идеальный. На такой диван приляжешь на минуточку – просто перевести дух, а потом вдруг просыпаешься через час, не помня, как это тебя сморил сон.
Следующей на очереди была, разумеется, моя комната. Я занимала весь задний отсек автобуса, и занавеска, колыхавшаяся на ветру, давала мне возможность уединиться и жить в своем пространстве. Комната была небольшая, зато только моя. В ней хватало места для меня, моей кровати, моей книжной полки и моей одежды, а поскольку больше никакого имущества у меня не было, то и дополнительное место мне не требовалось.
– Вот такой он, – сказала я, плюхнувшись вместе с Айваном на диван. – Твой новый дом. Ну, как тебе?
Айван взглянул на меня своими младенческими голубыми глазами. Потерся мордочкой об мой подбородок, заурчал, и я решила, что это знак одобрения.
Очень скоро я заметила, что Родео начинает привязываться к Айвану, хоть и всячески старается это от меня скрыть. Когда Айван в первый раз попытался устроиться на коленях у Родео, сидевшего за рулем, Родео закатил скандал – спихнул Айвана на пол, долго ворчал. Но вскоре, подняв глаза от книги, я увидела, что Айван свернулся клубком у Родео на коленях, блаженно жмурясь, а Родео грязными ногтями чешет его за ушком. Я чуть было не подпрыгнула на месте и не выдала что-нибудь язвительное, но понимала, что все сложнее: одну битву я выиграла, но, пока не выиграю войну, лучше сидеть тихо.
Айван скоро отыскал себе любимое местечко на время пути: распластывался на приборной панели, прижавшись к лобовому стеклу, грелся на солнце и лениво поглядывал то на Родео, напевающего за рулем, то на остальной мир, мелькающий за стеклом. Родео делал вид, словно почти не замечает своего нового напарника-шофера, но как-то утром, сидя неподалеку, я услышала бурчание Родео: «А, вот и ты… Наконец-то!», когда Айван подошел и запрыгнул на свое лежбище. И тогда я широко улыбнулась, но не стала кричать о своей маленькой победе.
А потом вот что приключилось. Уже почти проехав те пятьсот миль, мы заночевали на грунтовой дороге в самой глухой глуши в Колорадо, где-то в окрестностях Стимбот-Спрингс. Отличный был вечер: мы вместе пели у костра, Родео бренчал на гитаре, а я – на укулеле, мы впитывали всеми порами прохладный ночной воздух и красоту созвездий, мерцавших у нас над головой. Айван все это время просидел у меня на коленях – дремал или, моргая, поглядывал на огонь. Но, когда пришла пора ложиться спать, я, даже не знаю как, потеряла Айвана из виду, пока мы суетились, затаскивая назад в автобус стулья и все остальное… А потом Айван словно сквозь землю провалился. Меня затрясло – я бегала кругами, звала его во весь голос, рыдала. В конце концов Родео успокоил меня и уложил спать, уверяя, что наутро Айван вернется, когда проголодается. Но я, конечно, глаз не могла сомкнуть: встала на колени на кровати, высунула голову в окно, всю ночь шептала его имя. Ведь так всегда поступаешь, правда? Когда тех, кого ты любишь, больше нет рядом? Высовываешься в темноту и зовешь их по именам, верно? И вдруг – и это был не сон – я его услышала: он мяукал у другого конца автобуса, под дверью. В сердце у меня начался ликующий салют, и я поспешила было открыть дверь, но, раздвинув занавеску, обомлела. Потому что увидела: Родео меня опередил. В автобусе было темно, только один тусклый желтый огонек светился – настольная лампа у кровати Родео. Он уже открыл дверь, и я увидела, что его голова растворилась во мраке, когда он наклонился подхватить Айвана. Он закрыл дверь и прошел мимо руля, и я увидела, что он крепко прижимает Айвана к груди, а потом увидела, что он наклонил голову, чтобы поцеловать Айвана между ушами. А потом издалека, сквозь мрак, до меня долетели еле слышные слова Родео: «Явился – не запылился, приятель. А мы из-за тебя тут с ума сходили». Родео еще раз чмокнул Айвана и бережно опустил его на пол, а я юркнула за занавеску. И улыбнулась сама себе в полумраке. «Мы». Ну и ну. Да, это «мы» – чертовски интересная деталь. Еще бы. Война выиграна, и я поняла это именно тогда, и оставалось только, глядя на одометр, отсчитывавший расстояние, дожидаться официального объявления о победе. Через минуту Айван высунул нос из-за занавески, а затем вошел в комнату целиком, вспрыгнул на кровать и присоединился ко мне. Я широко ему улыбнулась и почесала за ушком эту глупую голову садовую: взял и ушел гулять, а я из-за его выкрутасов чуть с ума не сошла. Айван, с невинным и спокойным видом мошенника, который ободрал всех как липку, зажмурился, уткнулся носом в мои пальцы.
– Ну, Айван, – прошептала я, – по-моему, ты победил. По-моему, ты нашел себе дом.
И, само собой, так и оказалось.
Потому что вот как в итоге получилось. Одометр отсчитал пятьсот миль – отмерил испытательный пробег Айвана. А мы, даже не сбавляя скорость, поехали дальше. И ни слова, черт побери, не сказали. Просто помчались дальше, все трое – мы и Айван. Как будто так и надо.
Конечно, мы оба знали, что срок истек. Утром, когда мы выезжали в путь, я нарочно заострила на этом внимание.
– Четыреста миль, Родео, – сказала я. – Сегодня днем Айван наверняка проедет пятьсот.
Родео глотнул кофе из своего якобы одноразового стаканчика.
– М-м-м… – вот и все, что он сказал, медленно моргая, прикидываясь сонным, словно ничего особенного не происходит.
