— Он спит, — ответила я на этот общий немой вопрос. — С ним все будет хорошо. Он поправится.
Наверняка со стороны это выглядело более чем странно. Такие слова мог сказать лекарь. На худой конец священник. Но тринадцатилетняя девчонка?
«Штирлица снова выдал парашют, — съязвил Кай. — Видимо, для того я вытащил твою душу из умирающего тела в другой мир, чтобы через несколько месяцев тебя утопили снова».
«Уймись, — попросила я. — И так тошно».
— Подожди здесь, Дженна, — приказал герцог и вошел в комнату. Через минуту вернулся, одним коротким кивком отправил Кэрриса и лекарей к Тэрвину, а другим — священника восвояси. И снова обратился ко мне: — Пойдем со мной!
Схватив за руку, крепко, словно клещами, он едва ли не волоком тащил меня по коридору, пока мы не оказались в открытой галерее. Ее освещал один тусклый светильник-жаровня, и, отпустив мою руку, Хеллай прошелся взад-вперед, чтобы убедиться, не прячется ли кто-то в полумраке.
— Значит, вот как? — он то ли спросил, то ли сделал вывод. — Ты ведьма, Дженна?
— Да, — я выдержала его тяжелый взгляд. — Глупо было бы отрицать… теперь.
— Настолько сильная ведьма, что с тобой не справилась вода?
— Да, аарцох. Вы отдадите меня Верховному дознавателю?
— Не говори глупостей! — рассердился герцог. — Мне все равно, кто ты, если мой сын будет жить. Хоть сама темная сила. Аарцох Хеллай умеет быть благодарным.
Он снова взял мою руку и поцеловал кончики пальцев. Помолчал немного и спросил:
— Твой отец знает?
— Думаю, догадывается.
— За Кэрриса и лекаря Двиана я могу ручаться. Они будут молчать. Насчет второго не уверен. А вот священник Таллес все расскажет Гирмасу. Тут нет никаких сомнений. Я на твоей стороне, Дженна. И сделаю все, чтобы тебя защитить. Но… к сожалению, я не всесилен. Особенно там, где дело касается церкви.
37
Я проспала сутки, даже больше. До следующего утра. А когда наконец продрала глаза, едва смогла вспомнить, что произошло. Разговор с герцогом на галерее — это было последнее оставшееся в памяти более или менее отчетливо. Кажется, потом он привел меня в комнату и сдал Арике, но все это пряталось в густом тумане. В частности, то, как она помогла мне раздеться, потому что под одеялом я оказалась в рубашке.
Арика сидела у окна и что-то шила, солнце играло в ее огненных волосах.
— Доброе утро, нисса Дженна, — заметив, что я проснулась, она отложила рукоделие и встала. — Как вы себя чувствуете?
— Кажется, все в порядке, — не слишком уверенно ответила я, прислушавшись к себе. — А как наследник Тэрвин?
— Очнулся. Лекарь Двиан сказал, ему лучше.
Двиан — это тот, на которого можно положиться, припомнила я слова герцога. Интересно, а что второй? И священник? Успели донести Гирмасу? Может, меня уже ждут — чтобы снова утопить? Хотя нет, герцог отказался менять закон, значит, второй раз испытывать не могут. Но наверняка этот стервятник придумает что-нибудь еще.
«Кай!» — позвала я.
«Доброго утречка, — откликнулся он. — Я уже хотел тебя будить. Держишь меня на голодном пайке. Пока все тихо. Тэрвину действительно лучше. И, похоже, никто ни о чем не догадывается».
В дверь постучали, и Арика поспешила открыть. Вошел Медор, следом за ним лувер с подносом.
— Утро доброе, Дженна, — Медор подошел к кровати и поцеловал меня. — Я подумал, что тебе не помешает хороший завтрак. Оставьте нас, — повернулся он к слугам, и те направились к выходу.
Я села повыше, устроила поднос поверх одеяла и принялась за еду, ожидая, что последует далее. Не зря же Медор выставил слуг. Он походил по комнате, постоял у окна, глядя в сад.
— Аарцох рассказал мне, Дженна. Было досадно узнать такие вещи от него, а не от тебя.
— Я пыталась, отец! — от возмущения крошка попала в дыхательное горло, и я надсадно закашлялась. — Помните, я спросила, что было бы, если б я сказала: Гирмас прав, я на самом деле ведьма? И вы ответили, что сделали бы вид, будто ничего не слышали. Но тогда я еще не была уверена точно. Только догадывалась. Все проявилось, когда я узнала о болезни Тэрвина. И вы можете быть спокойны, отец. Моя сила не от матери и не от вас. Я получила ее с молоком кормилицы.
— Эфра — ведьма?! — брови Медора взлетели к границе волос, и голос тоже взвился. — Если б я знал…
— Что бы вы сделали? Нашли бы другую кормилицу и отдали Эфру дознавателям?
Он не ответил, только остановил на мне взгляд — долгий, осязаемо тяжелый.
«Он ведет себя так, как будто узнал, что ты лесбиянка и собираешься жить с женщиной, — заметил Кай. — Жизненные устои рухнули, но что делать. Дочь есть дочь, не на помойку же выбрасывать».
«Некоторые именно так и поступают. «Ты мне не дочь» и все дела. Он все же молодцом, признай».
— Кто-то еще знает, Дженна? Маллен? Твои служанки?
— Маллен — да. Он… приставлен ко мне. Чтобы помогать. Служанки нет. Больше никто. Разумеется, кроме тех, кто был в комнате Тэрвина, когда я…
— Маллен — подручный ведьм! — Медор закрыл лицо классическим фейспалмом. — Хорошо. Он останется при тебе. Но ни Эфры, ни Нелиды сегодня же не будет во дворце. И скажи спасибо, что я остановлюсь на этом.
— Эфру мне жаль, — вздохнула я. — А вот что здесь не будет Нелиды, нисколько не огорчит.
— Я разговаривал с аарцохом. Больше никто не должен знать. Я понимаю, у тебя не было выбора, без твоей магии Тэрвин умер бы. Но постарайся…
— Больше не применять ее? Не могу обещать, отец. Простите. Как же все это странно и нелепо. Ведьмы служат свету, но их объявили силами зла. А настоящих приспешников тьмы считают воинами высших сил, защитниками от черной магии. И даже умные люди, как вы и аарцох, ничего не могут с этим поделать. Для вас я словно заразилась постыдной болезнью. Вы готовы терпеть это, потому что я ваша дочь. Он — потому что я спасла Тэрвина. Но тайно. Лишь бы никто не узнал. Хотя… лекарь и священник наверняка проболтаются. Трудно не догадаться. Тэрвин умирал, а я заставила всех уйти, побыла с ним — и он поправился.
— Ты неправа, Дженна, — покачал головой Медор. — Тайно — это ради тебя. Разумеется, Хеллай не согласится изменить закон, и тебя не смогут снова испытать водой. Но все может сильно осложниться, если у Гирмаса будут доказательства. Чудесное исцеление Тэрвина после того, как ты побыла с ним наедине… Да, это вполне может быть таким доказательством. Если лекари и священник подтвердят, что он действительно умирал и надежды не было.
— По крайней мере, один из лекарей и священник вполне могут, — я отодвинула поднос и откинулась на подушку, натянув одеяло до подбородка. — Так сказал аарцох, он их знает.
— Они ничего никому не скажут, — медленно, едва ли не по слогам возразил Медор. Таким тоном, что я поняла: вопросов задавать не следует. Может, их до конца дней посадили за решетку. Или на корабль, отплывающий на материк, с запретом возвращаться. Или… они вообще никогда никому больше ничего не скажут. Уточнять не стоит.
