– Мам, – звенящим от возбуждения голосом сказала Джейн, – я нашла ближайшую больницу с родильным отделением, там еще и травмпункт есть. Маршрут уже загрузила тебе в телефон.
– Молодец, Джейн, умница-дочка! – в этот момент я любила свою дочь, как никогда, единственный человек, который сохранил здравый смысл и не растерялся в кризисной ситуации.
– Так, – сказала я как можно увереннее, хотя я не была уверена ни в чем. – Мама, клади ты нахер трубку, иди и собери в больницу сумку. Положи какую-нибудь чистую пижаму, прокладки, у тебя же есть, наверное, хоть какие-нибудь, урологические тоже годятся…
– Я не ношу урологических прокладок, – обиженно ответила мама.
– Не о тебе сейчас речь! Просто найди и положи пижаму, простынь и полотенца – только не позорься ты с кошачьими тряпками – и еще положи, что может потребоваться. Да, еще положи ковшик с носиком.
– Мой ковшик? – в замешательстве переспросила мама. – Ковшик-то ей зачем?
– Чтобы поливать свою пизду, когда ей в туалет потребуется сходить! Чтобы не так больно было! – пыталась я вкратце объяснить.
– Но у меня нет ковшиков для этого, единственно есть соусник, но он из сервиза Lakeland! – опять запричитала мама, от этих деталей Джеффри совсем поплохело, и по нему было видно, что он на грани инфаркта. – Может что-то другое сгодится для этих целей? Я могу отдать ей свою лейку для цветов.
– ДА ПОЛОЖИ ТЫ В СУМКУ СОУСНИК УЖЕ! – я себя не сдерживала. – Саймон, ты поедешь со мной.
– Я? Зачем? Почему я? – стал отбрыкиваться Саймон.
– Если она начнет рожать по дороге, кто-то должен будет ловить младенца, пока я за рулем. Веришь, нет, но ты здесь, походу, единственный, кто может что-нибудь поймать!
Вообще-то я бы больше пользы и помощи ожидала от Джейн в той ситуации, но побоялась, если моя дочь в своем нежном одиннадцатилетнем возрасте увидит все прелести родов в походных условиях, то это может непоправимо покалечить ее будущее. Саймон уже через это проходил (вопреки своему желанию), он присутствовал при родах своих детей, так что, как говорится, он навидался видов, и хуже ему быть не должно.
Наконец под бесконечные стоны, жалобы, крики возмущения и фырканье недовольства (в основном весь этот шум производила мама, потому что она никак не могла расстаться со своим соусником и полотенцами) нам удалось погрузить Сару на заднее сиденье моей машины, которое было не самым чистым местом в мире со всей налипшей на него собачьей шерстью, мусором, пустыми бумажными пакетами из Макдоналдса, упаковками из-под чипсов. Саймона я тоже запихнула на заднее сиденье, где он забился в самый дальний угол и с ужасом смотрел на Сару и приговаривал: «Только не тужься! Терпи! Делай, что хочешь, только не тужься на меня!» Под руководством надменного холодного женского голоса из навигатора, ругаясь и обкладывая хуями погоду, дорогу, всех вокруг, я втопила по занесенной снегом трассе.
Сара, хоть и орала как резаная всю дорогу, все-таки каким-то чудом удержалась и не родила в машине, мы с Саймоном были ей премного благодарны, мои барабанные перепонки все еще болезненно вибрировали, но, к счастью, я не оглохла, да и одна Сара со своими криками не могла сравниться с тем, какой вой сирен могли выдавать маленькие Питер и Джейн в наших дальних поездках на машине. Тому, как я лихо и вообще не по правилам подрулила к приемному покою, позавидовали бы даже парни по фамилии Дьюк из американского сериала «Придурки из Хаззарда», спешно выгрузила Сару и Саймона и поехала парковаться, пока не оштрафовали.
Парковка была пуста, поэтому я бросила машину как попало и помчалась назад в приемный покой, где Сара и Саймон безуспешно пытались объяснить перепуганной медсестре цель своего визита: Сара держалась за живот и плакала, что у нее ребенок сиротинушкой родится, а Саймон, выпучив глаза, показывал руками на Сарин живот и пытался связать два слова «там» и «ребенок».
– Вы кем приходитесь женщине? – пыталась выяснить хоть что-то акушерка. – Вы ее партнер?
– Нет, – возмутился Саймон.
– Так. Значит, Вы ее партнер? – обратилась она ко мне.
– Кто? Я? – удивилась я.
– Все нормально, не пугайтесь, у нас здесь ко всему привыкли, – добродушно ответила акушерка.
– Да нет, Вы не поняли, я тоже никого не осуждаю за однополые отношения. Просто она моя сводная сестра. А этот мужчина – мой муж. Как-то так, – попыталась я внести ясность.
– Ммм, – акушерка еще больше озадачилась. – Да, такого у нас еще не было. Ну, что ж поделаешь, и такое бывает.
– Да это не его ребенок! Мы ее привезли, потому что ее ебнутый на всю голову муж поехал за молоком и пропал, а она давай рожать, вот нам и пришлось ее везти сюда, и, может быть, хватит выяснять обстоятельства, а уже примете у нее роды?
– Я бы вас попросила не выражаться тут всякими словами.
Тут Сара опять принялась стонать и задыхаться, так что акушерка переключилась на нее.
Спустя десять минут Сара уже лежала на столе в родильном зале, нам сообщили, что у нее раскрытие 9 сантиметров и скоро должна показаться головка ребенка. Я пыталась освободиться от тисков Сариных рук, но она так вцепилась в меня и просила, чтобы я никуда не уходила, а весь медперсонал смотрел на меня с пониманием, а я думала, ну вообще-то это у Сары впервые, и раз уж я ее сюда довезла, то было бы нехорошо бросать ее совсем одну с чужими людьми и сказать ей: «Знаешь что, Сара, мы ведь с тобой до сего дня даже и не общались нормально, а ты тут решила рожать прямо мне в лицо!» Ничего не оставалось делать, как не перечить ей и согласиться: «Конечно, я останусь! Я здесь, я никуда не уйду!»
Неловко получилось, когда акушерка спросила у меня, что, может быть, мамочке нужно сделать укол и не против ли она кислородной подушки, на что я ответила: «О боже, как Вы вовремя! Мне просто нужен укол. А то я прямо уже голову потеряла от всей этой суеты, так все навалилось сегодня, сделайте мне, пожалуйста, какое-нибудь успокоительное, что ли!» Медсестра посмотрела на меня, как на больную, и сказала, что укол и подушка предназначались для роженицы.
За этим потянулись томительные минуты, когда Сара стонала, рычала, ругалась, а я сидела и завидовала Саймону, который опять спрятался в самый далекий уголок и делал вид, что его нет. Мне это время показалось вечностью, хотя по часам прошло всего лишь двадцать минут. И вот, наконец, Сара родила! Девочку! Без всякой эпизиотомии, не зря она натиралась кокосовым маслом!
– Хотите перерезать пуповину? – радостно предложила мне акушерка. У меня внутри все сжалось, я вообще не хотела туда смотреть. Смутно помню, с каким ужасом Саймон отнекивался от того, чтобы разрезать пуповину Джейн, когда я ее родила. Акушерка продолжала смотреть на меня радостно и подбадривающее, ответить ей отказом в эту минуту было для меня непосильной задачей. Не могла же я сказать: «Я сейчас в таком состоянии, что за себя не отвечаю, уберите от меня острые предметы!» Пришлось резать.
Сара держала на руках своего ребенка, у нее был хоть и слегка ошарашенный, но сияющий вид, который бывает у женщин после родов (у меня, судя по фотографиям после родов, сияния не было, только ошарашенность), она спросила у меня, как мне ее девочка, и я с трудом собралась с мыслями и выдавила, что она «чудесная» (хотя на самом деле нет, она была похожа на бордовую сморщенную сливу, как и все новорожденные, но ведь не скажешь такое ее матери), и мне в этот момент так захотелось жрать, что я даже стала поглядывать на чай и тосты, что принесли Саре и на которые она не обращала никакого внимания. Тут в палату ворвался Пирс, он объехал три супермаркета в поисках молока, которое просила купить его наша мама, и когда мама до него дозвонилась, он, конечно же, тут же бросился за нами вслед, но ему пришлось делать объезды, потому что на дорогах уже были аварии.
