А ведь Рой говорил, что это место тщательно охранялось. Интересно, кем, если мы беспрепятственно вошли внутрь и почти добрались до хранилища. Я понимала, что Стоун подготовился. Интересно, бывшие охранники убиты или они сами перешли на сторону дорогого папочки? В любом случае я это скоро узнаю.
Пара минут, и мы закончили наш спуск. Охранник отошёл в сторону, давая мне возможность оглядеться. Здесь воздуха было побольше. Сам подвал площадью около тридцати — сорока квадратных метров. Высокие каменные своды, лохмотья паутины у самого потолка, притоптанная земля под ногами и огромная металлическая дверь впереди, занимающая почти всю стену и сплошь покрытая какими-то рисунками, знаками и надписями, со своего места не разглядеть. Сзади под лестницей лежали четыре инквизитора, оглушенные и связанные магической верёвкой, что блокировала силы, над ними возвышались еще четверо. Значит, пятьдесят на пятьдесят. Половина была за, другая против. Наши проиграли. По крайней мере, пока.
Почему Стоун так рискует? Почему именно сейчас и такими топорными методами? Ведь теперь назад дороги уже не будет и выкрутиться не получится. Неужели то, что хранится за этой дверью, настолько важно? Взять бы и уничтожить всё это, сломать замок и взорвать. Только не уверена, что мне позволят это сделать.
— Приступай, — велел Стоун. — И без глупостей, Вайолет.
— Поняла уже, — отозвалась я, направляясь сразу к двери, на ходу стаскивая куртку и шарф, которые вместе с шапкой не глядя бросила на землю.
Остановилась в шаге от неё, протягивая руку и осторожно коснувшись изображения солнца с прямыми лучами.
— Это смешанная письменность, — произнесла я. — Вот это привычные ашарийские символы, очень старые. Они считаются классическими. А вот это более ранний вариант, который использовался на задворках империи. Его считают упрощенным и примитивным. Он ведь кажется таким легким и простым: солнце, вода, птица, — перечисляла я, поочередно касаясь каждого рисунка, проводя пальцами по шершавой поверхности. — Но это не совсем так. Многие понятия имеют совершенно иной смысл. Солнце — это смерть, несчастья, вода — это жизнь, а птица…
Я запнулась, касаясь изувеченного выбитого символа.
— Какое кощунство.
— Попытка открыть замок, — отозвался Стоун. — Виновный понёс наказание.
Я снова прошлась вдоль двери, пристально изучая рисунки. Что-то здесь было неправильным, выбивалось из картинки.
— Вы решили, что смогли открыть первую ступень, но это не так. Она просто поменяла значения, перещелкнулась, изменив порядок. И это нехорошо.
— Почему?
— Потому что подсказка шкатулки больше не работает, — поворачиваясь к нему, ответила я. — Здесь всё перемешалось и последовательность стала совсем другой.
— И что теперь делать? — взвизгнула Роуз. — Ты же сказал, что она справится!
— Тихо! — прикрикнул на неё мужчина. — Ты должна открыть дверь. Сейчас. Другого выхода нет.
— Это я уже поняла, — ответила ему и снова повернулась к двери. Секундное размышление, и я принялась быстро закатывать рукава водолазки. — Мне нужна абсолютная тишина. Даже дышать старайтесь через раз. И еще: что бы ни случилось, меня трогать нельзя. Совсем. Даже если я начну истекать кровью и биться в судорогах.
Очень надеялась, что до этого не дойдет, но на всякий случай предупредила.
— Хор…
— Тс-с-с, — перебила я, вставая на колени.
Провела ладонью по прохладной земле, чувствуя, как мелкие вкрапления чуть царапали кожу. Взяв горсть в руки, я пропустила её между пальцев и замурлыкала незатейливую мелодию.
Старая ашарийка называла это песнопение ману.
— Здесь, — она болезненно стукнула меня по голове костяшками пальцев, — выкинь всё, очисть разум. Здесь, — указательный палец ткнулся в грудь, — открой. Ману — это песнь жизни, её надо петь не голосом, а душой.
— А разве душа может петь? — хлопая ресничками, недоверчиво переспросила я.
На уроках магии нам рассказывали совсем другое.
— Поёт. Еще как поёт, — зажигая трубку, отозвалась та и рассмеялась, правда, смех почти сразу перешёл в удушливый кашель. — Надо учиться слушать и слышать.
— А как это сделать?
— Вы, люди запада, разучились слушать своё сердце. Эликсиры, зелья, заклинания. А раньше было пение. И знаки…. Знаки, которые могли менять мир.
— Научишь? — тут же попросила я, засверкав глазами.
Я бы всем тогда показала. Всем-всем! Отомстила за издевательства и насмешки.
— Научу. Если сама захочешь, — взглянув на меня сквозь дымку сизого вонючего дыма, ответила она.
Утробный звук рождался в горле и чуть вибрировал, становясь всё более громким и протяжным.
Давно я не использовала эту технику. Ну очень давно. Как изготовила последний браслет с письменами, так и забросила. Права была старая ашарийка: мы слишком полагались на материальные вещи, отказываясь признавать духовные. Реалисты внутри каждого из нас требовали пощупать, погладить и ощутить, чтобы увериться в способностях.
Я осторожно сняла браслеты, расстегнула кулон и положила рядом с собой. Сейчас они больше отвлекали, чем помогали. Магии двух противоположных учений сталкивались, мешая сосредоточиться.
Кулон я всё-таки положила не сразу, чиркнула по ладони острым краем, рассекая кожу. И капельки крови упали на землю, сразу же впитавшись.
У ашарийцев было своё представление о кровной магии, немного отличное от наших. Мы привыкли к разрушениям, усиливая свои заклинания и проклятья собственной плотью. А у ашарийцев кровь была шагом к познанию. Не уничтожение врага или собственное возвеличивание, а познание.
Дебора должна была это знать. Не зря она прислала мне старушку. Не зря обучала меня столько лет, старательно вбивая знания в голову. Здесь должна быть подсказка.
Если я и есть тот самый ключ, то кровь должна была помочь.
Я запела громче, закрывая глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Ритм тела, движения, стук сердца и голосовые вибрации стали одним целым, двигаясь в одном такте.
Туда-сюда. Всё быстрее и быстрее. Дыхание глубокое, частое. Быстрее и быстрее. Я больше не пела, полностью сосредоточившись на вдохах и выдохах. Резких и шумных.
Еще немного… еще…
Раз — и сознание ускользнуло, а тело налилось тяжестью, заваливаясь набок.
Глаза остались открыты. Но видела я сейчас перед собой не тёмный подвал, а яркий свет и женский силуэт.
Дебора. Солнечные зайчики играли в её волосах, когда женщина медленно приближалась ко мне. Взволнованная, встревоженная и с безумным блеском в глазах.
Не она сама. Послание, которое мать оставила для меня двадцать лет назад.
— Не знаю, для кого это сообщение. И нужно ли оно, — произнесла она, неловко улыбаясь. — Привычка, выработанная годами. Еще от бабки досталась. Ободрить, поучить, рассказать, посоветовать. Особенно когда есть риск не вернуться.
