– Игорь?! – тихо ахнула я. – Это что, шутка, что ли?
Дворецкий нахмурился, но тут же всякий гнев исчез с его лица, и старик улыбнулся.
– Сколько лет… – проговорил он с тем же акцентом, весьма подходившим к его мрачному виду. – Чрезвычайно счастлив видеть вас снова, мастер Джеймс!
– Мастер Джеймс? – Я закрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
– А это, должно быть, ваша наследница, – Игорь смерил меня оценивающим взглядом.
Отец сбежал по ступенькам вниз и втащил меня наверх:
– Да, это Дана.
Игорь смерил меня взглядом, с непроницаемым лицом повернулся и прошествовал в дом со словами:
– Извольте следовать за мной. Мадам ожидает вас в гостиной.
Тяжёлые дубовые двери распахнулись, и я в страхе вместе с отцом вошла в старинный замок.
Внутри пахло склепом. Я взглянула на отца. Его, судя по всему, не смущал ни запах тления, ни толстый слой пыли, покрывающий всё в холле.
– Когда здесь последний раз проветривали? И убирали? – поинтересовалась я.
Отец ткнул меня локтем в бок.
– Тётя Мэг стара. Она больше не может в одиночку содержать в порядке большой дом.
– Если я правильно поняла, она тут не одна. Или этот тип здесь только для того, чтобы пугать людей? – Я кивнула в сторону Игоря, который вышагивал перед нами, и получила второй толчок в бок. – Ай!
– Давай-ка повежливей, Дана, – предупредил отец.
Ладно, как скажете, буду вежливой.
Мы прошли по длинному коридору с высокими потолками. На стенах висели портреты роскошно одетых персон, несколько пейзажей и подсвечники. Коридор на удивление незаметно перешёл в гостиную, обитую красным дамастом. Нечто подобное я как-то видела по телевизору и, помню, была в восхищении. Гостиная вообще была удивительная. В комнате горел большой камин, украшенный изящной резьбой. На каминной полке стояли изысканные фарфоровые статуэтки и фотографии в позолоченных и серебряных рамках. Потолок был искусно расписан. Да, вот это комната!
В центре гостиной в барочных креслах с недовольным видом восседала пожилая дама. Она медленно поднялась нам навстречу.
– Добро пожаловать в поместье Мэллори Мэнор, – проговорила она, словно репетировала это приветствие несколько часов. Губы её скривились в жутковатой ухмылке.
Сама того не желая, я впилась в неё глазами. Строгий белый пучок как будто прирос к её затылку. Ткань синего платья с цветами, казалось, прежде служила скатертью. Я нервно сглотнула.
Дама вперила взгляд не в племянника, которого не видела двадцать лет, а в меня.
– Тётя Мэг! – Отец бросился было её обнимать, но она жестом отстранила его. Он на мгновение огорчился и растерялся, а потом достал из кармана маленький свёрток, перевязанный красной лентой, и, улыбнувшись, протянул тётке: – Вот. Это тебе от нас.
– Что это? – надменно произнесла хозяйка, глядя на свёрток сверху вниз.
Мы с отцом в смущении переглянулись.
– Просто подарок. В благодарность за твоё приглашение, – смутился отец, словно вдруг засомневался, что бельгийский шоколад – это приличный подарок.
Тётя Мэг сложила руки на животе и прошлась по комнате.
– Я так удивился, когда получил от тебя письмо, – нерешительно продолжил отец, – но ужасно обрадовался. Спасибо за приглашение!
Тётя Мэг резко обернулась:
– Вообще-то, Джеймс, я пригласила не тебя, а твою дочь. Ты здесь зачем?
– Но мы же сто лет не виделись, тётушка, – совсем растерялся отец, беспомощно подняв брови и моргая. Похоже, он не привык, чтобы тётка была с ним так груба. – Ты что же, совсем не рада меня видеть?
Она молча разглядывала племянника. Через пару секунд выражение лица у неё изменилось и стало таким, словно она проглотила лимон:
– Разумеется, рада, дорогой племянничек. Просто я… не подумала, что ты тоже приедешь… не ждала…
– Да я и ненадолго, – сообщил отец, обрадованный переменой тёткиного настроения.
– Правда? – Тётка уселась обратно в барочное кресло и закинула ногу на ногу. – Чертовски жаль.
– Да, увы. Мне надо в Париж по делам. Как только я там закончу, вернусь и заберу Дану. Может, тогда и поболтаем, тётушка?
– Непременно, – отрезала тётя Мэг и обернулась ко мне, отчего я снова вздрогнула. – Скажи мне, деточка, сколько тебе лет?
Я окаменела. В присутствии этой женщины меня словно парализовало каким-то первобытным страхом, и я не могла выдавить из себя ни слова. Все её движения, её колючие серые глаза… Где же та сердечная, дружелюбная тётушка Мэг, о которой столько рассказывал отец?! И с этим чудищем я должна провести свои каникулы!
Отец снова толкнул меня локтем в бок:
– Ответь тёте, Дана!
– Двенадцать, – выдохнула я, – вернее, почти тринадцать.
– Почти тринадцать, значит? – повторила тётя Мэг, и глаза у неё странно сверкнули.
– День рождения Дана проведёт здесь, – заметил отец.
Ну чего он лезет! Обязательно было это упоминать?!
– Но я надеюсь к тому времени вернуться из Парижа, – продолжал отец. – Отпразднуем вместе. – Он снова уставился на тётку, которая не сводила с меня глаз. – Ну, значит, договорились. – Отец улыбнулся и полез в карман. – Вот номер телефона в Лувре, найдёте меня в Париже, если что. На обратной стороне – мобильный. Но пока я в музее, звук придётся выключить, так что… – Он протянул визитку тёте Мэг, и она молча спрятала карточку в рукав. – Если что с Даной – звоните, – проговорил отец.
Тётя Мэг коротко кивнула, по-прежнему глядя на меня. На секунду мне даже показалось, что глаза у неё вспыхнули. Или я это придумала?
Я испуганно заморгала. По спине побежал холодок. Я отвернулась.
– Сходим за чемоданом, – сказал отец и пошёл по коридору. Я побежала за ним.
– Не оставляй меня с этой ведьмой! – забормотала я.
– Дана, не дури. Тётя Мэг несколько эксцентрична, это правда, но ведь она стара. Старики всегда чудные.
– А Игорь? Что это за имя для дворецкого? Тебя ничего не смущает?
– Не понимаю, о чём ты.
Да что ж такое! Никакого терпения не хватит! Ослеп он, что ли?
– Так зовут дворецких в фильмах ужасов! Посмотри на него – он же вылитый персонаж чёрно-белого хоррора!
Отец распахнул дверь и остановился на пороге.
– Эх ты! – Он сочувственно покачал головой. – Я знаю Игоря всю свою жизнь. Он сын румынских эмигрантов. А горб на спине вырос после травмы – неудачно сыграл в крикет. Не суди по внешности, Дана. Присмотрись к человеку, иначе можешь его обидеть.
Ладно-ладно, мне уже стыдно. Сожалею, не повторится. Отец так легко расстраивается. С тех пор как умерла мама, он стал такой ранимый.
