– Исключительно заботами его сиятельства, душенька, – ответил по-старчески надтреснутый, но живой и бодрый голос из затененной глубины беседки. – И я тоже очень рад вас видеть, госпожа Оэллис. Я правильно понимаю: тот молодой человек, что сейчас мнется у вас за спиной, это – он?
– Совершенно верно! У нашего Повелителя все получилось! Правда он, как и предполагалось, ничего не помнит из своей прошлой жизни, но это нормально. Позвольте, я вас представлю…
– Глупости какие! Я сам представлюсь! Я хоть и охромел на старости лет, но на ногах стоять еще не разучился! Ну пропустите же меня…
Я отступил на пару шагов, пристально вглядываясь в человека, который, опираясь на трость, вышел из беседки. Это был элегантно одетый сухопарый мужчина с пегой, аккуратно стриженной бородкой, гармонично сочетающейся с такими же усами, и с цепкими пронзительными глазами, скрывающимися за блеском очков в дорогой оправе, – этакий донжуан на пенсии, если дать точную и краткую характеристику. А еще этот господин чем-то напомнил мне всесоюзного старосту Калинина – был такой известный деятель в нашей советской истории.
– Маркиз Улисс дель Лидера Монтеграсио, канцлер Дипломатического корпуса вашего сиятельства и второй министр правительства Благодати – в отставке, – четко и уверенно произнес старик. Да, собственно, почему старик? Просто мужчина в солидном возрасте – ветеран госслужбы, если уж на то пошло.
– Выглядите вы вообще-то очень даже ничего. Сколько же вам лет? – недоуменно спросил я, мысленно складывая очевидные факты. Во-первых, после ухода Повелителя минуло уже семь десятилетий. А во-вторых, сложно представить себе министра, которому не исполнилось хотя бы тридцати лет. В совокупности получался приличный срок.
– Сто двадцать два исполнилось в этом году, – улыбнулся Улисс.
– Сколько-сколько? Я бы больше шестидесяти вам не дал. В чем подвох?
– Дело вот в чем, – ответил канцлер и вынул из-под рубашки красивую подвеску – золотое улыбающееся солнце с рубиновыми вставками. – Это ваш личный амулет удвоения жизни. Вы отдали его мне в самый последний момент, перед тем как исчезнуть навсегда. А так-то обычные люди столь долго не живут. Боюсь, если я его сниму, то за мной тут же ангелы с носилками явятся. Но если ваш амулет все же будет нужен вам, то…
– Я думаю, что вы, с вашим неоценимым жизненным опытом и знаниями, будете нужны мне гораздо более, чем этот амулет, – возразил я, решительно заставив Улисса спрятать «солнышко» обратно. – С грамотными управленцами у меня сейчас просто беда – их вообще нет, поэтому восстановление Благодати идет так, как бог на душу положит. А преемник министра-администратора так и вовсе возомнил себя хозяином Арабеллы и вообще всего того, что я когда-то создавал. Поэтому… Ввиду сложившихся обстоятельств, маркиз, я возвращаю вас из отставки и назначаю на должность премьер-министра. Даю вам месяц для того, чтобы прибыть в Благодать, вступить в должность и представить ваши предложения по формированию правительственного кабинета. Вопросы имеются?
– Никак нет, – по-военному четко ответил Улисс.
– Тогда с этим – все. Перейдем к другой теме. Очень уж сложно было до вас добраться – ваше местонахождение оказалось так хитро зашифровано, что даже профессиональный разведчик мозги бы себе вывихнул, прежде чем вычислил вас. А роль экскурсовода в домашнем музее – вообще замечательное прикрытие. Вы ведь не просто так здесь находитесь?
– Совершенно верно, – кивнул маркиз. – Мне было несложно предстать в роли местного жителя. Ведь Маурицио – мой родной город. Более того, когда я был совсем молодым и глупым, я был влюблен в Майю Гаури. Я стоял вот на этом самом месте и пел ей серенады под гитару. А Майя, оставив на время свои картины, смотрела на меня с балкона и улыбалась. У меня были конкуренты с соседней улицы, и мне даже как-то нос из-за нее разбили. Смешно… Впрочем, в итоге она не выбрала никого из нас, посвятив свою жизнь искусству живописи.
– А вы?
– А я посвятил себя искусству дипломатии. Мы разошлись, как в море корабли. А потом волею судьбы опять сошлись. Только Майи уже давно нет, от нее остались лишь воспоминания. И ее картина.
– Что? В музее есть настоящая картина Майи Гаури?!
– Вы же меня сюда не просто так определили, – загадочно усмехнулся Улисс. – Вернувшись в Маурицио, я представился фанатом творчества великой художницы и за какие-то невероятные деньги выкупил дом, где она жила. А на втором этаже, где прежние хозяева хранили всякий хлам, я воссоздал мастерскую Майи – такой, как я ее помнил. Пройдемте наверх – там все сами и увидите. Времени у нас немного, через час должна начаться экскурсия.
По невероятно скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж особнячка. Мастерская представляла собой одну большую комнату-мезонин, на стенах которой висели репродукции всех работ Майи, включая и ту, что ныне находилась на яхте у Оэллис. Всего работ было двенадцать, но вместо одной из них висела пустая черная рамка – эту картину художница в порыве гнева уничтожила сразу же, как закончила ее, признав свое творение недостаточно совершенным.
Еще в мастерской имелись узенькая кровать, небольшой шкаф для одежды, пара громоздких табуретов, испещренных красками, вешалка, на которой до сих пор висели фартук художницы и ее знаменитая косынка, а также мольберт, на котором великая художница создала все свои шедевры.
Но звездой коллекции, безусловно, являлась подлинная картина Майи, которая до сих пор стояла на мольберте. Та самая, последняя, с авторской надписью «Осень Виоланты». Картина выглядела довольно безрадостной: дом художницы здесь был изображен на фоне увядшей травы, облетевших кустов, деревьев без листвы и мелкого серого дождя. А в распахнутом окне второго этажа стояла тоненькая фигурка самой художницы – закутанная в плед, одинокая и очень грустная.
Этот пейзаж в знак памяти о Майе так и не вставили в благородное обрамление. Картина осталась в виде полотна, натянутого на обычную деревянную рамку, – такой она была, когда последний мазок кисти в божественной руке лег на холст.
– Ходили слухи, что Майя так и осталась внутри своей последней картины, – сообщил Улисс. – Увы, но это не подтвердилось. Многие пытались найти ее там, но безрезультатно. Можете сами попробовать.
– У меня не получается! – обиженно произнесла Оэллис. – Словно какая-то стена передо мной… Подождите-ка! Это ведь не настоящая картина! Репродукция? Но это, без сомнения, рука великой художницы и ее неповторимый почерк. Как же так?
– Картина и в самом деле принадлежит кисти самой Майи, – улыбнулся Улисс. – Но только она не настоящая, а своего рода черновик. Так что вы не одна тут глазки сломали. А причина столь повышенного внимания к данной картине находится на ее задней стороне.
Я заглянул на изнанку картины и присвистнул от удивления: сзади к холсту был прикреплен блокнотный листок с номером 16 и надписью: «Твоя любимая Агранна надежно хранит твой секрет! В этом месте, под мраморной плитой с надписью «Помни об этом» лежит заветный сундучок. Он является двойником предыдущему, хранит в себе то же содержимое, но эффект имеет противоположный. Внутри него находится третье кольцо Призыва».
