Теперь она действительно поняла, что имел в виду саддху, когда произнес:
— Ты должна спускаться и вниз, в долину.
Как раз там она сейчас и находилась. Измученная страхом, тревогой — земными человеческими страданиями — и любовью, совсем не похожей на вспышку страсти.
Она ощутила дрожь от сознания силы собственных чувств. И вдруг ей послышался голос Рекса — трезвый, спокойный и уверенный: «Доверьтесь мне, как я доверяюсь вам».
Мужчина из племени патанов, приехавший на рикше, которого он нанял на окраине города Наини-Таль, вошел в дверь грязного обветшалого дома, где сдавались меблированные комнаты.
Из-под пыльного синего тюрбана смотрели острые ястребиные глаза. Его длинный, грязный, когда-то белый халат был надет поверх узких штанов, доходящих до лодыжек, и заскорузлой от грязи туники, украшенной талисманами и браслетами, надетыми выше локтей.
Он двигался со спокойной грацией пантеры, выслеживающей свою жертву.
Широкий пояс из хлопчатобумажной ткани поддерживал штаны и тунику патана, а кроме того, служил хранилищем для огромного кремневого пистолета, двух ножей и длинной кривой индийской сабли, украшенной резьбой, — такая сабля может рассечь надвое летящее перышко.
За ушами его красовались две красные розы, но им никоим образом не удавалось рассеять впечатление, что главной целью и удовольствием жизни их обладателя было отправлять на тот свет своих ближних, и по возможности долгим и мучительным путем.
Он подошел к владельцу этой захудалой гостиницы — толстому ленивому бабу (Индиец, получивший образование в английской школе), вложившему все свои сбережения в это ветхое здание, и, коверкая слова, спросил невероятно вульгарным, грубым голосом:
— Каком комнате чужой сагиб?
Хозяин окинул его подозрительным взглядом. В то же время он моментально проникся грозным видом ножей и длинной сабли.
— Он ждать вас? — спросил он пришельца на том же невероятном английском.
Патан сделал какое-то почти неуловимое движение головой, и хозяин поспешно указал на шаткую деревянную лестницу.
— Номер два.
Патан окинул взглядом маленький грязный холл и начал взбираться по лестнице той развязной самоуверенной походкой, которая характерна для людей его племени.
После ста лет общения с патанами британцы так и не смогли поладить с ними.
«Жестокие, трусливые разбойники, хладнокровные и вероломные убийцы — писал один офицер из пограничного района. — Ничто не в состоянии изменить этих бессовестных и безжалостных дикарей».
Но другой оценивал людей этого племени иначе:
«Патан смел, рассудителен, религиозен в меру своих возможностей, имеет острое чувство юмора и обожает спорт».
Каково бы ни было мнение хозяина об этом посетителе гостиницы, он не собирался высказывать его или преграждать путь человеку, поднимающемуся на второй этаж.
Патан вошел в спальню номер два без стука.
На кровати лежал иностранец — примерно такого он и ожидал увидеть. Это был человек, очевидно, более образованный, чем предполагала его внешность, с чертами лица, явно принадлежащими не индийцу и не афганцу.
По одежде, несомненно, подобранной обдуманно, его вполне можно было принять за туриста.
На столе лежали несколько холстов и ящик с красками. Это была старая проверенная уловка, чтобы беспрепятственно путешествовать по предгорьям Гималаев, а за словом «художник» могло скрываться множество других интересов.
Патан закрыл за собой дверь, и человек испуганно приподнялся на кровати.
Все было кончено очень быстро, и хозяин гостиницы, обеспокоенный тем, что постоялец долго не требует никакой еды, еще до наступления следующего утра вошел в его комнату и обнаружил того мертвым в постели — скончавшимся от «сердечного приступа» .
На его теле не было никаких признаков насилия, как не было нигде и следа патана, который определенно не спускался обратно по лестнице в холл.
Но ведь второй этаж низенького здания находился не очень высоко от земли!
Квинелла потом никак не могла припомнить, что она говорила гостям, которые приехали и были представлены ей капитаном Андерсеном.
Городок Наини-Таль, как она уже поняла, пользовался репутацией замечательного места для отдыха: засахаренные фрукты, подаваемые перед обедом, были великолепны, нравилось гостям и губернаторское вино.
Она переоделась к обеду как во сне, предоставив служанке самой выбрать платье и драгоценности, которые послушно позволила надеть на себя.
Она сидела за туалетным столиком, глядя невидящими глазами в зеркало. Перед ее мысленным взором стояло только лицо Рекса.
Он прикоснулся к ней сегодня губами, но, конечно же, это был лишь утешительный жест — так можно поцеловать ребенка.
Она хотела гораздо большего от его губ и от… него самого.
В гостиной она никак не могла сосредоточиться на теме разговора, а поскольку гости веселились и явно чувствовали себя непринужденно, она действовала совершенно автоматически и отвечала на вопросы так, как этого от нее ожидали.
Она пыталась заставить себя не смотреть поминутно на большие, бронзовые с позолотой часы, стоящие на каминной доске.
И почему это время движется так медленно!
Она знала, что ужин уже запаздывает на целых четверть часа, но хитмагары (Слуги-мужчины, прислуживающие за столом) в белых, красных и золотых одеждах продолжали наполнять бокалы.
Она не делала попыток встать и пригласить всех в столовую, где их уже ждал длинный стол, накрытый камчатной скатертью, с рядами сверкающих тарелок и салфетками, искусно уложенными в виде вееров или экзотических птиц.
«Рекс! Рекс!»
Это сердце Квинеллы отчаянно призывало его к себе.
Что там случилось? Почему он не возвращается?
И как она могла отпустить его, не зная, куда он отправился и что собирается делать?
На сердце у нее словно лежал тяжелый камень — он становился все больше и больше, пока наконец ей совсем нечем стало дышать. И вдруг хитмагар распахнул дверь, и Квинелла увидела его — одетого как обычно, при орденах и улыбающегося.
Все гости встали, приветствуя губернатора, — дамы сделали реверанс, а мужчины поклонились.
Квинелле показалось, что все огни вдруг ярко вспыхнули, подобно сигнальным ракетам в небе, и комната залилась ослепительным сиянием.
Глаза Рекса и Квинеллы встретились на мгновение, и она поняла, что все хорошо.
После того, как все гости были ему представлены, он подал ей руку, и они впереди всей процессии проследовали в столовую.
Хитмагары, по одному на каждого гостя, вытянулись в один ряд, отдавая честь, как это было принято в Доме правительства Северо-западных провинций.
