Стоило так цепляться за жизнь, чтобы оказаться посреди этого абсурда — зелий, магии какой-то, летающей нечисти и черт знает кого еще. Моя предыдущая судьба явно не удалась, но вдруг этот поворот и есть начало нового пути? Вдруг все здесь добры, как пухлый айх? Немного прошло времени до понимания, как же я ошиблась. Те ученые — далеко не самые большие мудаки во всех пространственных и временных перекрестьях.
Глава 2
С каждой минутой мне становилось лучше. И дело оказалось не только в чудодейственных препаратах, которые влил в меня айх после возвращения. Он же мне выдал собственную рубаху — не по размеру огромную и длинную, но самого толстяка мои голые худые ноги, торчавшие из гигантской мешковины, не смущали. Не смущалась и я. По непонятной причине хотелось танцевать, а уж усидеть на месте я совсем не могла — летала от кровати к окну, выглядывала наружу — комната, в которой я проснулась, находилась примерно в центре высокой башни, а внизу распростерся город. Я бы назвала его средневековым, если бы не размеры: невысокие здания и узкие улицы тянулись до самого горизонта. Но видно было плохо, потому я просто продолжала свой полет — от окна к полкам с разноцветными колбами и свитками, от полок к зеркалу, которое не сразу заметила. Перед ним замерла на несколько минут, не силах сообразить, что меня смущает в отражении.
Понятное дело, на мне никакого макияжа, однако извечная чернота из-под глаз пропала, светлые волосы грязные, а резинка, их стягивающая, осталась в моем мире вместе с робой и бельем. Я прищурилась и подалась еще ближе, чтобы уловить ускользающие отличия. Волосы явно нуждаются в мытье, но будто иначе блестят. Шрам над правой бровью исчез, я даже пальцами несколько раз провела, чтобы удостовериться. Надо же, лет десять он был со мной, а теперь куда-то пропал. И последнее, что окончательно меня добило, — в моих ушах не было проколов. Не то чтобы я была большой любительницей носить сережки, но на мочках не было даже намека на то самое событие шестилетней давности, когда Валька дырявила всем желающим уши нагретой спицей, а на следующий день всем нам, «смелым красавицам», досталось по подзатыльнику от заведующей, а Вальке целых три.
И именно этот факт помог осознать все остальное: лекарства вылечили не только старые ранки, самые главные отличия были внутри — я не была способна их описать, просто не могла вспомнить настолько хорошего самочувствия. Никогда я себя больной и не ощущала, но теперь стала понятна разница. Я поймала взгляд айха через зеркало и просто улыбнулась. Странно за такое благодарить. Слов не хватает, чтобы благодарить.
Только через несколько часов до меня дошло, что обновленный организм не идет ни в какое сравнение с другими процессами. Ноттена нельзя назвать красивым, он просто очень приятный на вид, но уже скоро я смотрела на него влюбленными глазами. Нет, это чувство не содержало ни капли похоти или вожделения, оно даже не было связано с благодарностью, только самая чистая, почти кристальная любовь — у меня словно душа к нему навстречу разворачивалась, открывалась, иногда с болезненно лопающимися старыми швами, которые тут же зарастали. Не потому ли я запросто отвечала на его вопросы — рассказывала не только о своем мире, но и о себе самой? Без фальши, не рисуясь, не скрывая никакой грязи, я выдала ему всю биографию. Это я-то, давно приученная, что лишнюю информацию никогда нельзя оглашать посторонним? А для меня все были посторонними — похоже, за исключением айха. Я как на исповеди обновлялась, искренне сожалела об ошибках и вдруг явственно осознавала, что действительно часто могла поступить иначе, и что вся моя улетевшая в задницу жизнь могла сложиться по-другому. И она обязательно бы сложилась, даже с этим багажом, вот с любой ее точки я могла повернуть на сто восемьдесят градусов — и, исповедуясь этому чудесному человеку, я действительно верила! Я просто пела о том, с каким цинизмом подрезала сумки в троллейбусах у старух, думая только о себе, и что только сейчас дошло сожаление. Осеклась посередине фразы и смутилась своей откровенности, но айх сам опередил назревший вопрос:
— Не смущайся, Катя. Это свойство моей магии — любой человек, попадающий под белую ауру, становится лучше. Показалось, что ты уже знакома с этим чувством — когда рассказывала о сказках своей Тамарки. Вероятно, магия в твоем мире не так сильна, но капля белого света в твоей сказочнице определенно была, она тебя и лечила, именно она помогала сопротивляться плохому развитию событий. Не обижайся на эту магию, она существует сама по себе. Но и не бойся последствий своего рассказа, никто от меня не узнает о темных пятнах в твоем прошлом, я не способен совершать злые поступки — это обратная сторона моей силы.
Об обиде и страхе речи и не шло. Зато я поняла, что могу быть совсем другой — не такой, какой всегда была. Пусть даже и ощущаю себя не самой собой, подмененной на улучшенную версию, но так мне нравилось больше. Теперь я глядела в неестественно яркие глаза с неприкрытым обожанием, не приученная говорить «спасибо» вслух. Просто надеялась, что собеседник этот отблеск в моих глазах видит. И он видел:
— Нет, Катя, к сожалению, ты не сможешь остаться здесь. Эта… капсула появилась в библиотеке, посему все содержимое, включая тебя, является собственностью владельца здания, господина Тейна. Цин назад уже прибегал от него посыльный, я сказал, что ты еще слаба, тем самым только выкроив время. Но лгать я не стану — не смогу. Как и злоупотреблять своим положением.
Пока переживать о будущем я не могла, потому в свою очередь начала расспрашивать Ноттена. Оказалось, что айх — это обозначение высочайшего статуса в магии, и сам мой спаситель является одной из нескольких важнейших фигур во всем государстве. Он слишком занят, но по доброте решил ради меня отложить все свои дела. Больше, чем государственное устройство и местные традиции, меня интересовало другое:
— Уважаемый айх, а Ноттен — это имя или фамилия?
— Имя, конечно, — он удивлялся вместе со мной. — У меня слишком высокий статус, чтобы представляться родовым именем.
— Как это?
— А как у вас?
Пришлось рассказать. На что маг с удовольствием поведал:
— У нас все наоборот. Обозначать принадлежность к роду — это показывать свою слабость. Мол, это не я стою, а за мной все мои однофамильцы, благородные предки или богатая семья. Разумеется, чем выше человек, тем реже отсылается к любой поддержке. Родовое имя магов используется только в ритуалах. А ты ври, что из диких земель, о них все равно толком не знают, если не хочешь лишнего любопытства.
— Как интересно! Айх, а я правильно поняла, что в этом мире водятся вампиры? Может, и оборотни есть?
— Нет, — он мягко улыбался и качал головой. — Я впервые слышу эти названия.
— Жаль, — я тоже улыбалась ему так, что челюсти уже сводило. — Просто это было бы забавно — узнать, что наши легенды имеют какие-то реальные корни!
— Наверняка имеют. Миров множество. В наш изредка проникают неизведанные сущности, они могут попадать и в ваш. Но вряд ли являются коренными жителями.
— Понятно, — я вспомнила еще: — А чернокнижники? Я же так тогда выразилась?
