Я зажала рот ладонью и зачем-то закивала, уже в тысячный раз благодаря Ноттена за то, кем он является. Пришлось долго сидеть, пока Ринс вернется и все-таки уляжется, наступления полной тишины после ухода Ноттена и еще не меньше часа — на всякий случай. К тому же я дождалась, когда приглушенный смех наложниц окончательно стихнет. Хотелось бы без проблем выбраться из покоев, а не быть пойманной на выходе, раз уж все так удачно сложилось.
Лишь дождавшись абсолютной тишины, я осторожно и без единого скрипа приоткрыла дверцу до микроскопической щелки. Но замерла, услышав новый звук, похожий на шорох. Ринс не спит? Похоже, он сел и теперь прислушивается. Ноттен усыпил его недостаточно крепко? Или во фразе «сразу уходи» ключевым было слово «сразу»? У меня даже сердце остановилось от ужаса. А может, оздоровительный сон пошел по прямому назначению — то есть восстановил силы айха до такой степени, что он сквозь сон почуял мое присутствие?
Я услышала шаги — неуверенные, неверные. Видимо, айх что-то ощутил, но до конца не понял, потому то ли осматривается, то ли принюхивается. А мне крышка. Только теперь в полной мере дошло, что я упустила момент: попасться на глаза наложницам было бы меньшей катастрофой, чем дождаться, пока маг восстановится! Дверца закрылась сама от движения воздуха.
Не дышала, но вдруг горло снизу сдавило, как при рвотном позыве. Я разомкнула губы, опасаясь, что притом издала какой-то звук. В темноте ничего не видела, но чувствовала — дымок ожил и рванул на волю от бедовой хозяйки. И правда, зачем умирать за компанию?
Вдруг книга, о которой я напрочь позабыла, распахнулась прямо в моих руках. Шаги снаружи замерли, а потом явно направились ко мне — Ринс услышал хлопок! И в довершение новый удар, уже по какой-то странице: дымок рухнул на нее и начал светлеть, выбеляя текст. Не видя вообще другого выхода, я просто всматривалась в значки: «вспять», «дорога», вроде бы… Я не была ни в чем уверена, но когда дымок назойливо ударил по моим губам и вернулся обратно, зашептала:
— Вспять, дорога… воздух?
Неожиданно для себя самой вдруг поняла — это не разрозненные слова, а какое-то заклинание, сплетающееся в один звук:
— Ар-ртоеллах… — Дверца распахнулась, но я зачем-то закончила: — …шиу.
И меня рывком всосало прямо в пол. Безболезненно, но мучительно от странных ощущений — я за миллисекунду сквозь стены и лестницы пролетела огромное расстояние и плюхнулась на кровать в своей комнате. На то, чтобы прийти в себя, ушло намного больше времени. Сердце стучало где угодно, но только не в груди, а перед глазами пульсировало под каждый удар.
Но как только смогла совладать с руками, открыла книжку, которую так и сжимала в своих руках. Ту самую страницу удалось найти очень нескоро, дымок больше не помогал, а втек обратно в рот и улегся там, урча от самодовольства. Или это я урчала?
Еще до того, как отыскала заклинание, догадалась, что оно было связано с мгновенным перемещением. Однако теперь с трудом поняла и объяснения, хотя я улавливала смысл через значок и задыхалась по мере осознания. Во-первых, это заклинание чистой белой магии — оно содержалось в соответствующем разделе. А во-вторых, перемещение было лишь побочным эффектом. Главная задача этого длинного звука — сделать тело не телом, а одним лишь духом, вот только последнее «шиу» — утаскивало дух домой. Поскольку в этом мире у меня нет места, более подходящего этому определению, то меня унесло в личную комнату. Но самое важное — меня уже не должно было быть видно, когда Ринс добрался до шкафа! То есть… я спасена?
Жизнь давно отучила меня от преждевременных радостей. Я вскочила, соображая. Ринс ослаблен, но вдруг остается какой-нибудь след? Или айх может узнать место нахождения собственной вещи, как может отыскать любого беглого раба. Еще не успев закончить мысль, я содрала с подушки наволочку, обернула ею книжку в темно-синем переплете и понеслась из комнаты и из замка. Миновала ворота, направилась к реке. Только там остановилась и отдышалась, внимательно оглядываясь, не идет ли кто следом. Тщательно взвесив, решила, что хранить книгу в замке глупо, но и расставаться с ней я теперь точно не хотела. Потому свернула в рощу и лишь там нашла подходящее место — закопала книгу под раскидистым деревом, которое смогу отличить от других позже.
Возвращалась уже во время сумерек. Шла легко, старалась насвистывать — подбадривала себя, как умела. Возле прудика за воротами танцевали наложницы. Некоторые женщины играли на музыкальных инструментах красивую мелодию, а другие изящно кружились. Среди последних была и Арла. Я остановилась поодаль и делала вид, что любуюсь прекрасным зрелищем. Итак, я общалась с Арлой, потом долго гуляла, а затем была потрясена танцами — это многие видели. Почти алиби.
И, разумеется, соображала. Я не белый маг — на мне не сработали амулеты. И, как я выяснила по ходу листания книги, существовал способ перемещения проще и быстрее — не проноситься сквозь стены невидимой пеленой, а просто исчезнуть в одном месте и появиться в другом, как делали Ратия или Ринс. У черных заклинание звучит иначе, но эффект примерно тот же. И в том случае я бы сразу оказалась или у Ноттена, или в роще, или где-нибудь еще, а не в своей комнате, что для алиби было бы куда лучше. Но нет, дымок выбрал именно это — и вряд ли от недостатка времени. Мне нужно досконально изучить эту книгу! В ней мое спасение и, скорее всего, путь к свободе из рабства. Я улыбалась очень естественно, хлопая наложницам на очередном вираже танца.
Глава 18
Веселье среди немногих оставшихся в замке заставило ненадолго забыть о сути этого праздника. Я расслабилась и улыбалась сильно выпившей Арле, которая на каждом круге не забывала помахать мне рукой. Но шум позади заставил опомниться. Крылатые эйохи опустили на землю тяжелую повозку, после чего оттуда стали выводить бледных мужчин со связанными руками. Видимо, Ринс даже жертв своих не прихватил, но об этом, конечно, не забыли.
— Иди, иди! — Скиран подтолкнул в плечо последнего из смертников, самого тощего и бледного.
А он и шел, просто от страха ноги подкашивались. Я не знаю, что такое смертная казнь, о ней приходилось лишь в книгах читать. Но вид этих пятерых мужчин потряс до самого основания души. Я видела не преступников, заслуживших по местным законам смерти, не жертв Богине ради установленных традиций, не их конвоиров, я видела обреченность. Если бы умела писать это слово значком, то оно получилось бы с большой буквы. Пустоту, разъедающую не только их, но и всех вокруг. Первый заметно храбрился — мужчина лет сорока с усилием выпрямлял спину и шел почти бодро, глядя прямо перед собой. А я испугалась того, что он посмотрит на меня — и я уже никогда не смогу забыть его глаза.
И музыка стихла, и наложницы замолчали, большинство из них потекло в замок в воцарившейся гробовой тишине. Мне тоже стоило поспешить, запереться в своей комнате и попытаться отвлечься от происходящего, но вначале ноги одеревенели, а чуть после, упустив первую минуту, наперерез процессии я уж вовсе не смогла заставить себя двинуться. Надо же, а я всю жизнь считала себя циничной преступницей… но нет, границы у моего цинизма явно имеются. Попыталась уговорить себя, что всплеск жалости обусловлен магическим фоном, как раньше бывало, но сердце знало — это не так.
