Но мои объяснения им не требовались. Одна все же не сдержалась и ударила меня по руке. Сразу заорала, уже от боли, прижимая кисть к груди. Похоже, у нас тут очередной перелом. Прямо вирусное заболевание какое-то. Разумеется, это происшествие вызвало еще более жуткий всплеск неадекватности.
И вдруг я отчетливо расслышала в голове голос, будто айх Ринс стоял прямо за моей спиной и наклонился к уху:
— Екатерина Миронова, бесы тебя дери, мне дадут отдохнуть? Что там у вас опять происходит?
Я застыла. Произнесла вслух, не зная, как иначе реагировать и могу ли оставить вопрос без ответа:
— Я… айх… я…
После этого обращения наложницы наконец-то очнулись и начали озираться. Но господин в коридоре появился не сразу, а только через несколько секунд. Причем сложил руки на груди и оперся плечом о стену — расслабленная поза, не вызывающая никаких подозрений в его слабости. Но было предельно понятно, почему он именно оперся.
— Господин! — обрадовалась одна из куриц. — Эта нахалка ведет себя… как наложница!
Китти вообще осела на пол и зажала ладонью рот, чтобы не рыдать слишком громко. Две другие наложницы тоже ожили и начали перечислять все мои преступления перед человечеством. Странно ли, что теперь имя Арлы не звучало? Зато очень подробно расписали, как я успела зверски избить всю эту компанию.
Ума не приложу, как он умудрился в этом клекоте различить суть, но через минуту поднял руку, разом затыкая всех. Поправил повязку — или тем самым прикрыл, что устало потер глаза. Но голос его прозвучал бесконечно спокойно:
— Раз Катя ведет себя как наложница, «гадина такая», — он процитировал последний из прозвучавших эпитетов в мой адрес, — то я не вижу иного выхода, кроме как сделать ее наложницей. В этом случае вы наконец-то успокоитесь и побежите к лекарю устранять свои ужасные травмы?
В гробовой тишине одна я осмелилась на вопрос, но голос сильно подвел — он прозвучал так, словно меня раздавило танком, проехавшимся гусеницами прямо по голосовым связкам:
— Что, простите?
Он смотрел на меня сквозь повязку, лицо непроницаемое, но я бы руку дала на отсечение, что он улыбается — каким-то неведомым чутьем улавливала, что он едва сдерживается и не выдает своего веселья. Ответил почему-то не мне, а своим любовницам:
— Передайте мое распоряжение Ратии. Пусть разместит Катю в ближайшую комнату к моей спальне и обеспечит необходимым, объяснит обязанности любовницы и научит тонкостям этого искусства. Традиции, порядки, и все такое.
— Но… — одна сильно побледнела, однако продолжила: — Я нижайше прошу простить, господин, но напомню, что в ближайшей комнате живу я…
— Вот как? Тогда чтобы до конца дня духу твоего в замке не было, раз тебе, как оказалось, жить негде. Обратно во дворец фрейлиной тебя, конечно, уже не примут. Но благодари, что здесь получила такой опыт, с которым ни в одном публичном доме теперь не пропадешь.
— Б… благодарю, господин…
Он уже ее не замечал, как если бы вычеркнул из пространства, обращаясь к остальным:
— Еще кто-нибудь попросит меня за что-нибудь нижайше простить?
Остальные благоразумно промолчали и поспешили испариться сразу за тем, как исчез в воздухе айх. Китти продолжала хныкать за спиной, отчего-то уже с признаками восторга и почти отчетливыми поздравлениями, а я все стояла и пялилась в воздух перед собой, будто только он сулил мне пробуждение.
Глава 21
Я сплю. Я сплю и не могу проснуться! Ратия меня сначала водила буквально за руку, а потом, видя полную недееспособность и неадекватность, даже насильно переодевала. В платье, достойное королевы… или наложницы айха.
Мне было так муторно, что я не сразу смогла сформулировать вопрос для самой себя: мне теперь придется с ним спать, или он этот статус дал просто так, чтобы меня больше не доставали? Вообще-то, в последнем был смысл, особенно если учесть его интерес к моей персоне.
А Ратия все объясняла и объясняла какие-то мелочи, не укладывающиеся в голове:
— Ванная теперь в твоих покоях. Ты должна выглядеть всегда красивой и ухоженной, я позже позову к тебе служанок, отвечающих за эти вопросы. Зная твой склочный характер, особенно подчеркну — к наложницам айх относится намного мягче, чем ко всем остальным, но это не значит, что он станет терпеть скандалы или драки.
А-а, так это у меня склочный характер? Буду знать. Какой же из глупейших вопросов озвучить первым?
— Ратия… то есть я теперь не рабыня?
— Нет, конечно! — она произнесла возмущенно. — Но уйти отсюда сможешь только двумя способами: мертвым телом или пинком под зад.
— Тогда в чем разница? — я уже, кажется, задавала кому-то этот вопрос.
— Во всем! — она утверждала безапелляционно. — Да хотя бы в том, что тебе больше не стоит бояться нападок, в том числе и со стороны рабов!
— Я их и раньше не особенно боялась…
— Вот в том все и дело. Говорю же — склочный характер. Но кто я такая, чтобы осуждать выбор господина?
Я с трудом усмехнулась:
— То есть я теперь по статусу выше тебя? Что будет, если мы с тобой поссоримся?
Ратия всерьез задумалась и нахмурилась, но потом неуверенно выдала:
— Нет, вряд ли выше. Хотя до сих пор мне не приходилось ругаться с наложницами и, надеюсь, никогда не придется!
— Не придется, не придется, — успокоила я, ощутив смысл ее интонации. Но соображала дальше: — Ратия, а могу я вернуться обратно? Ну, если уговорю айха. Мне очень понравилось мыть коридоры.
Она почему-то не ответила, лишь смерила меня внимательным взглядом и отмахнулась. Судя по всему, с ее точки зрения я несла какую-то непроходимую чушь, не вмещающуюся в рамки местного мировоззрения.
Еще в мою новую шикарную спальню время от времени заглядывали посетительницы, среди которых я с удивлением узнала и двух тех, кто устроил скандал. Каждая вежливо меня поздравляла и предлагала любую помощь.
Признаться честно, я так и не поняла, насколько они притворяются. Ненавидят, но заставляют себя все это говорить, чтобы продемонстрировать лояльность и не заполучить других проблем? Или на самом деле у них такая корпоративная этика — айх выбрал меня, а этого достаточно, чтобы относиться теперь как к равной? В любом случае и независимо от ответа, я собиралась держаться от них подальше и даже не пытаться влиться в этот безумный антиревнивый профсоюз любовниц.
Мне укладывали волосы, обтачивали ногти и красили их перламутровой бирюзой девушки, которых я знала по лицам. Но теперь они не улыбались, а старательно отводили взгляды, отчего становилось только хуже. Обучать меня «теории любви» Ратия назначила самую старшую по возрасту наложницу — некую Лерину, которая должна явиться, когда меня приведут в подобающий вид. Но это уже было слишком для моей психики.
