— Бывает, — я развела руками. — Превышение допустимой самообороны.
— И ты после этого называла наш мир несправедливым?
— Опять иронизируете, — вздохнула я. — А вопрос был к чему?
Он снова откинулся на подушку и немного приподнял лицо, словно разглядывал картины на стене.
— Этот момент и может оказаться ключевым. Мы с Ноттеном сошлись в одном мнении: твоя Тамарка — белый маг, а крошечная деталь вылетела из головы. И она все меняет. Сильный белый маг не смог бы убить человека — ни в каком случае, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Я нахмурилась, понимая:
— То есть Тамарка не была сильным магом?
— Или в ней была доля и черной магии. А если в твоем мире разделения вообще нет? Если все вы — одновременно черные и белые? Тогда смотри-ка, и твоя история начинает играть новыми красками. Мы с Ноттеном привыкли к исходной предпосылке, потому рассматривали только с этой стороны, сочтя Тамарку белой по одному признаку, не вдаваясь в другие проявления. И это же объясняет, например, почему твой дар открывается не так, как у чернокнижников, или не реагирует на амулеты с защитой от противоположной силы.
Вот и он дошел до того, что успела обдумать я. Видимо, пропажу книги все еще не заметил, раз говорит о другом.
— Почему твои глаза бегают? — Ринс снова заговорил шутливым тоном. — Придумываешь, что бы эдакого еще соврать?
— Что вы! — я округлила глаза. — Волнуюсь просто. Думаю, как вы проверять свою гипотезу начнете, и останусь ли я после этого целой.
— Сегодня не будем проверять. Теперь ты всегда под рукой, мы можем продлить наши встречи на сотни ночей вперед. А если ты маг сильный, то и на столетия. Куда нам спешить?
Неужели и через столетия я не окажусь на свободе? Тогда зачем они нужны? Я закатила глаза к потолку, прикидывая в уме жуткую перспективу: сижу я такая через двести лет вот на этом же самом месте перед Ринсом и вновь извиваюсь, чтобы на очередной уловке не попасться.
— О-о, это очень лестное предложение, айх! После вашего откровенного рассказа мне действительно стали интересны и другие вещи, появилось некоторое понимание вашего характера! Но вот прямо каждую ночь беседовать в такой приятной компании… Наложницы очень обижены, они места себе не находят, очень переживают, не стали ли в ваших глазах некрасивыми, раз вы предпочитаете болтовню со мной им…
Он не прерывал этот поток бессвязных аргументов. Потому осеклась я. И лишь тогда он ответил:
— Я точно должен объяснять, куда люди должны засунуть свои переживания и обиды в мой адрес?
— Да нет, не должны, — признала я. — Все и без того в курсе и старательно туда засовывают. Вы обеспечили себе славу неуязвимого маньяка-рецидивиста, они даже мысленно не смеют думать о вас плохо. Не смотрите так, это искренний комплимент!
— А как я смотрю?
— Не знаю. Но мне кажется, что вы смеетесь… хотя вы не смеетесь. В общем, я только о вас переживаю! Я слышала, что ваша магия требует подпитки в виде пороков. Убийства, пытки, секс. Мне бы не хотелось, чтобы из-за ничтожной меня у вас возник какой-то дефицит.
— Вот здесь ты права. То есть мы не можем удовлетворять мои пороки вдвоем? Ну, раз уж ты так сильно обо мне заботишься.
— Вы о пытках? — почти с надеждой выбрала я.
Он со смехом встал, направился к столику, чтобы налить себе вина. Говорил теперь, не поворачиваясь в мою сторону:
— Катя, тебе не нравится это платье? Я заметил, как ты неловко сидишь.
— Непривычно просто… — я выпрямила спину и села ровно.
— Ты теперь наложница и можешь одеваться как хочешь. Даже в ту зеленую поношенную тряпку. Тебе будут давать советы на этот счет, но ты вправе ими не пользоваться.
— Правда? — я всерьез удивилась. Моего мнения даже и не спрашивали, но приятно знать, что я могу обсуждать фасоны. Притом желательно все-таки и не выглядеть белой вороной среди этих разодетых красоток — больше вопросов возникнет… Завтра поразмыслю об этом.
— Правда, — отозвался он. — Одевается наложница так, как хочет. А раздевается так, как хочу я. Желаешь вина?
У меня как раз в горле пересохло:
— Нет, спасибо.
Он улыбался, повернувшись ко мне точеным профилем. Но создавалось чувство, будто он смотрит прямо на меня.
— Катя, я тебе сейчас кое-что скажу. Возможно, это поможет тебе настроиться на дальнейшее. Ты внешне не в моем вкусе, я так раньше и думал. Но чем больше смотрю на тебя, тем сильнее убеждаюсь, что ошибся в первом впечатлении. Ты красива, но какой-то другой красотой. А твой характер мне давно импонирует — чем острее твой язык, тем сильнее желание его прикусить. Ты стала наложницей не потому, что меня разозлили крики через несколько этажей. Ты ею стала, потому что я захотел такую любовницу. Да и твоя девственность поможет моему восстановлению. Может, все-таки вина?
У меня дар речи пропал. Он раньше ведь не выражал никаких признаков симпатии, потому я не без оснований надеялась, что до этого никогда не дойдет. Но у него жизнь такая: захотел — взял, захотел — выкинул. Зачем ему себе отказывать, если хоть немного желания появилось? Сейчас он допьет, повернется и снимет повязку. Выглядит он лучше, то есть сила скорее всего почти полная. После этого я сниму с себя все что угодно, упаду ему под ноги и начну сама умолять, чтобы хотя бы дотронулся. Ему даже делать ничего не придется — сама сделаю, если только к себе подпустит. Еще и стонать начну, и просить повторить, ведь первый опыт был очень показательным. А потом кем я буду себя ощущать? Даже не использованным телом, а использованными эмоциями, каждой клеткой мозга?
Я нервно вскочила на ноги, начала зачем-то оправлять платье, а сама придумывала, что сейчас нужно сказать, чтобы быть правильно понятой. Дымок, ау? Требуется любая помощь! Защитная граница? Нет, она работает только при ударах… Я так сильно разволновалась, что вообще соображать перестала. Зажмурилась и вместо того самого объяснения, удивив саму себя, выдала:
— Ар-ртоеллах-шиу.
И за полсекунды, пока летела сквозь стены и потолки, успела понять, какая же я дура.
Глава 22
Вернуло меня в старую спальню — видимо, она все еще называлась «домом», ведь к новой я привыкнуть не успела. Даже вдохнуть не успела, как расслышала в голове ироничный голос:
— Это было здорово. Чистое белое заклинание, а мы сегодня не хотели экспериментировать. Знал бы, сколько интересного откроется, давно бы пообещал тебя под себя уложить.
Вскочила, замерла в ужасе перед черным окном и начала оправдываться:
— Айх! Я… я от страха!
— Ого, прекрасно. Я слышу тебя, а ты слышишь меня, несмотря на то, что мы не использовали родовые имена. У тебя потенциальный резерв сравним с моим, но он не работает целиком — видимо, разделен на черный и белый, потому ни один не включается полностью. На что ты еще способна от страха? Давай-ка попробуй повторить заклинание.
