— Кажись, пролетели наши серебряки мимо. Господин Тейн теперь и не вспомнит, что утром отличились. Через пару цинов продажи закроют, а завтра она еще хуже выглядеть будет, когда рожа синеть начнет.
Драйк в ответ только зубами скрипел. Но, к счастью, больше не бил. У меня и без того все тело болело, а левый глаз почти заплыл растущей на скуле опухолью.
Покупатели почти закончились, остались только зеваки. И один из них направился к нам. Мужчина лет пятидесяти — полный и чисто одетый, хотя и нельзя было по одежде сказать, что богат.
— За три золотых отдадите? — поинтересовался деловито. — Или вы битую надеетесь по полной цене продать?
— Ну ты уж загнул… — протянул Драйк неуверенно, затем еще неувереннее запел: — Давай хотя бы семь. Ты только присмотрись — волосы золотые, кожа чистая… Ты не смотри, что дикая, обучишь!
Мужчина перебил:
— Да мне не для утех. Супруга жалуется, что в хозяйстве помощь нужна. Вот смотрю я — если дешево, то чего бы и не взять? А у меня только три монетки, так что торговаться не смогу. Да и не продадите вы ее для утех — у девиц из диких земель нередко фигура такая: не откормишь, сколько ни корми.
Драйк долго думал, уставившись в пол, а потом нехотя кивнул:
— Бесы с тобой, забирай. Может, хоть горшки чистить сгодится, — и тут же цикнул на помощника, который пытался возразить. Но тот и не настаивал, тоже понимал, что господин Тейн так разозлится куда меньше, чем если меня в подобном виде ему покажут.
— Одёжу хоть какую дайте, — попросил мужчина, вытаскивая из карманы монеты. — А то супруга мне лицо подчистит, если я голую деву в дом приведу.
Если честно, то я невообразимо обрадовалась. Надо же, еще недавно задыхалась от мысли, что меня продают, а теперь радуюсь, что купили. Все познается в сравнении. Этот вроде бы спокойный, рассудительный и не похотливый. Для помощи в хозяйстве — можно. А если невыносимо станет, то сбегу и сразу полечу к Ноттену. За несколько часов я здорово переосмыслила свою наглость и возможность пользоваться чужой добротой.
С каждой минутой я убеждалась, что мне повезло. Господин Нами, как он представился, оказался не самым худшим вариантом. Через полчаса я готова была вернуться к Драйку и искренне поблагодарить его за избиение, которое спасло меня от куда худшей участи.
— Даже обувки нет? — хмурился Нами. — Ладно, зайдем сейчас в лавку, купим что-нибудь. А одежду тебе дочка отдаст — у нее полно старого хлама, выкинуть жалко. Как тебя называть-то?
— Катерина. Катя.
— Кати? — неверно расслышал он. — Имя дикое, как твои земли.
Когда он распутывал веревку на моих руках, я не сдержала любопытства:
— Не боитесь, что сбегу?
— Куда тебе бежать-то? На родину? — он и сам не представлял, насколько в яблочко попал. — Если уж из диких земель кто в столицу попадает, так здесь и остается. А я человек добрый, чего еще тебе надо? Я на тебя три золотых потратил, так потрачу и четвертый, чтобы маги тебя отыскали. Но тогда уж я добрым быть перестану.
Вот оно как устроено, не знала. Бежать мне разве что к Ноттену, но теперь было понятно — белый маг в этой ситуации ничего не сделает. Разве что на Тейна разозлится за обман, помогать ему в чем-то откажется или еще что-то сделает, но на моей судьбе это уже никак не отразится — я была вещью одного господина, которую честно продали другому господину. Да еще и не самому худшему. Нами вел меня по шумному рынку, а я даже не осматривалась — стыдно было от своего вида и от покорности, с которой плетусь за хозяином. Мне понадобится куда больше времени, чтобы перестроиться к нравам этого мира, чем казалось в первый день.
Господин Нами купил удобные башмаки, а потом и повел в лавку к аптекарю, где долго торговался с продавцом за какие-то примочки и тыкал пальцами в мое опухшее лицо. Было понятно, что они хорошо знакомы и что мой новый владелец считает каждую монетку. Или просто прижимистый.
Позже выяснилось, правдиво и то, и другое — господин Нами держал маленькую бакалейную лавку, потому по роду профессии был расчетливым, однако и огромным богатством похвастаться не мог. Дом его был таким же добротным, как сам он, — не слишком большой, без изысков, но крепкий и аккуратный, что бросалось в глаза уже с самого забора. Жена у господина Нами оказалась невероятно красивой женщиной, ее годы не испортили, а добавили очарования лицу и круглости формам. Она поворчала совсем немного, не оказались бы траты лишними, но услышав от мужа, как меня избивали, поспешила сопроводить меня в комнатушку для слуг и пообещала три дня покоя на выздоровление. Мне отдышка была необходима для другого — наконец-то нормально осмотреться и освоиться.
Я послушно прикладывала примочки к синякам, а сама улавливала каждую деталь. Поселили меня вместе с единственной до меня прислугой в доме — старой кухаркой, которая была вечно занята на кухне, но вечерами охотно отвечала на все мои вопросы. Она же буквально и придумала за меня всю легенду:
— Из диких земель в Лейду иногда приходят за счастьем. И вот оно — счастье, — она двойным подбородком указала на все еще опухшую мою скулу. — У вас же нет статуса граждан, потому попадаете сначала под покровительство, а затем в рабство. Сама же, поди, и согласилась за кусок хлеба стать чьей-то собственностью?
— Согласилась, — я ничего не отрицала.
— И что, Кати, рада теперь? — она упорно коверкала мое имя, как и все в доме, делая его созвучным с каким-то из их имен. — Неужели дома было настолько плохо?
— Я бы не хотела об этом вспоминать, — мой самый частый ответ на все ее вопросы.
Зато она и собственные глаза давали мне все больше пищи для размышлений. Лейда — столица одного из крупнейших государств мира — считается у них чем-то вроде экономико-политического центра, сюда стараются попасть все, причем часто плюют на потерю статуса. Потому что здесь жизнь кипит, больше возможностей и здесь же сильнейшие маги — в случае беды есть хотя бы возможность спастись, в отличие от небольших поселений, где ни толкового образования, ни выбора. Ситуация смутно напоминала мой родной мир. Рабство распространено, но долговое или добровольное — когда человек сам соглашается на потерю свободы в обмен на покровительство. Или наследственное — потомки рабов, захваченных во время военных кампаний, так и остаются собственностью владельцев. До реформ или хотя бы «восстания Спартака» это общество бесконечно далеко.
Среди рабов и наемной прислуги, к которой относилась и сама моя новая знакомая, существует явное деление хозяев на добрых и злых. Господ Нами определенно можно было отнести к добрым, хотя до сих пор они рабов и не покупали. Обычные зажиточные горожане, не наслаждающиеся своей властью, знающие тяжесть труда и довольно человечные, но терпеть непослушания не станут, хотя бы потому, что не имеют возможности кормить лишний рот без соответствующей отдачи.
Во время этого «отпуска» я имела возможность ходить по дому и выглядывать во двор. Семейство Нами любило заниматься хозяйством, но много времени отнимала их лавка, потому они часто отсутствовали. Отношения между ними были явно теплыми, что внушало надежду и мне, а два их чада тоже лично меня никак не донимали: дочка примерно моего возраста, внешностью явно не пошедшая в мать и откровенно несимпатичная, почти постоянно возилась в саду, а младшего сына я вообще ни разу не видела — кухарка объяснила, что мальчик занемог и слег с простудой. По ее же словам, ничего опасного, раз родители не зовут магов.
