Я перевела взгляд на его профиль, не улавливая сути:
— Зачем ей ждать? У нее новый сосуд — сегодня появился у Тейна. Женщину ведь уже наверняка доставили к Богине!
— Остатки ее тела, ты хотела сказать? Нет сосудов: кроме тебя и Андрея никто не переправился живым.
Я от растерянности залепетала:
— Но грабеж… и женщина… Ее якобы увели к Богине, даже глазом не позволили моргнуть!
Ноттен застыл на пару секунд и вдруг искренне рассмеялся:
— Он так тебе сообщил? Вот пройдоха! Но я врать не умею. А Ринс врать не любит — для него правда как демонстрация силы, ко лжи он прибегает в крайних случаях. Как жаль, что я с тобой встретился и выложил все карты. А это было ловко — позволить тебе считать, что решение больше принимать не нужно. Был грабеж и была капсула, но грабители покинули библиотеку без подарка для своей госпожи — от тела не осталось почти ничего.
Я надолго замолчала. Обман. Ринс ложью отодвинул меня в сторону, позволил не думать о главном вопросе. Но вранье легко раскрывается — и он подстраховался похищением Китти на такой случай. Ловко, да, сработало ведь, хоть и опустошило. Если Богиня — кукловод для всего мира, то Ринс — специально для меня, дери их обоих черти. Но для злости я слишком утомилась.
— А что произойдет потом, айх Ноттен? Если я не соглашусь?
— Разве сама еще не понимаешь? — толстяк махнул рукой вперед. — Стычки, конфликты, где-то оборону прорвет, где-то появится настоящий повод для войны. Тысячи людей погибнут еще до освобождения Богини, а уж что будет после — ума не приложу. Новый сосуд все равно появится — рано или поздно. Когда-нибудь последователи Богини все же смогут доставить ей живого человека. Или к ней придешь ты, когда число чужих смертей перевесит смерть Ринса. Потому я и сказал, что мы уже проиграли, вопрос лишь в том, сколько еще сможем откладывать последний ее удар. Финал я вижу только один, и там мы с черным айхом не на стороне победителей. Твое согласие или несогласие по большому счету на сам финал и не влияет.
— Тогда почему Ринс держит меня так упорно?
— Потому что не хочет убивать именно тебя? — Ноттен развел руками, отвечая вопросами: — Потому что не хочет, чтобы именно ты убила его? А может, в нем все-таки есть сострадание — хотя бы к единственной женщине, перед которой Ринс не желает ставить такой бесчеловечный выбор: умереть или убить любимого?
Я скептически поморщилась:
— Кажется, айх, вы делаете вид, что знаете о моих чувствах больше, чем знаю о них я?
Он вздохнул и ответил очень серьезно:
— Вот уже четыреста лет я только делаю вид, что что-то знаю, Катя. И как же сегодня завидую фанатиком в их слепой вере — им на самом деле просто, за них все решено. А нам каждый раз приходится что-то знать и бесконечно ошибаться в этих знаниях.
Битву уже таковой назвать было невозможно — все неизбежно затихало. Я видела только подсвеченные вверху солнцем воздушные сети и наших эйохов, о чем-то перекрикивающихся друг с другом или хозяином — вполне вероятно, они выискивали врагов, которых могли пропустить. Но Ринс скоро закончит, не оставив на земле Ир-Раттоки ни одного. А тем временем наверняка готовятся новые удары — я уже видела или просто воспаленное воображение разыгралось, что совсем-совсем далеко безупречный водный горизонт колеблется, как если бы там первыми неверными точками обозначались паруса кораблей. Моргнула — и гладь снова стала идеальной. Эйохи увидят флот раньше меня, но даже если его там нет, то означает это только то, что удар последует с другой стороны государства.
Я нервно сглотнула и отвела уже слезящиеся от перенапряжения глаза от реки. Обратилась к Ноттену серьезно и спокойно — пусть он видит, что это не импульс, а взвешенное решение:
— Айх Ноттен, похоже, у меня нет выбора, кроме как согласиться. Причем чем скорее я это сделаю, тем меньше людей погибнет. Эти эйохи погибли не за то, за что сражались. Можно винить их в безрассудстве и глупости, но такой же глупостью можно заразить любой народ.
— Согласиться? — Ноттен очень удивился. — Богиня эти меры не на тебя направляла! Но ты ведь и выводы из них можешь сделать. Тебе всё еще кажется, что она невинное дитя?
Я кивнула, соглашаясь с его словами:
— Теперь я вижу в ней не только жертву, но и агрессора. Однако уже два айха мне сообщили об одном и том же финале, что бы мы тут ни решали, как бы ни крутились. И последователи знали точное время появления капсулы — а это значит, что Богиня каким-то образом этим процессом управляет. Сколько людей уже погибло из моего мира? Не прекратятся ли те страшные эксперименты, когда вопрос будет закрыт? Ну же, Ноттен, скажите мне, что есть миллиардная доля вероятности на счастливый для нас конец.
— Нет. Я не вижу такой вероятности, — белый айх был беспощаден в своей честности.
— Тогда и выхода нет? — я все еще спрашивала, хотя ответы на этот вопрос уже неоднократно прозвучали. — Я ведь останусь в сознании, когда дам согласие? Только поставлю перед ней условия: пусть прекратит эти манипуляции, пусть остановит эксперименты ученых и пусть возвращается в свой родной мир, когда получит меня. А вам здесь придется учиться жить без магических сил.
Ноттен жег меня голубыми глазами, настолько сосредоточенным я его никогда не видела.
— Да, твое сознание останется. Без него твое тело придет в негодность, потому Богиня ничего с тобой не сделает. Но ты ни на что уже не сможешь повлиять — ее сознание тысячекратно сильнее твоего. Будешь вечным безропотным наблюдателем. И если сама Богиня не захочет уйти из мира, ты ее не заставишь. И тогда маги убьют ее. И что, ты пожертвуешь собой? Ты не производишь впечатления человека, добровольно идущего на заклание.
— Я и не такая, — мне становилось все тяжелее. — Я попрошу у нее возможность прожить одну жизнь, хотя бы лет сорок или даже шестьдесят — проживу эти годы так счастливо, как сумею, а потом приду к ней. Она долго ждала, такой срок для нее ерунда. Ведь есть какие-нибудь клятвы, которые гарантируют, что я выполню обещание?
Ноттен тоже говорил все сдавленнее и суше:
— Конечно, клятвы есть. А уж в арсенале Богини найдутся и такие, о которых мы представления не имеем. И указанный период для нее не срок. Да и омолодить твое тело ей труда не составит. Но с ее стороны таких же клятв не прозвучит — никто не в силах ее принудить к чему-то. По сути, ты просто отложишь несчастливый финал на несколько десятилетий, а потом что?
— Во-первых, так решиться проще самой мне. Я бы и не прожила дольше в своем мире. Я в курсе, что и все маги-долгожители умрут, так что моя жертва — далеко не единственная, но именно вы как раз производите впечатление человека, способного пожертвовать собой ради выживания всего мира. Во-вторых, буду думать о том, что не погибну — другие миры посмотрю. Да, знаю, что скорее всего вы нас обеих прикончите, но думать об этом не стану. Ну и самое главное — все это время вы будете меня учить, прокачивать сознание. По крайней мере, гасить черный или белый резерв — если уж я сама этот навык смогла в зачатке освоить, то за шестьдесят лет при вашей и Ринса помощи сумею довести его до совершенства. И тогда, если Богиня меня все же обманет, хоть что-то ей противопоставлю — пусть попробует терроризировать народ при погашенных магических резервах тела. Быть может, и другие способы найдем. Или… ничто из этого не сработает, но узнаем мы об этом только через шестьдесят лет. Но ведь у нас все равно нет другого выбора. Разве отсрочка в безнадежной ситуации — не победа?
