Роберт Мертон проследил эту цепочку заимствований в книге On the Shoulders of Giants («На плечах гигантов») в качестве примера продолжительной коллективной последовательности постепенного улучшения результата творчества, а также чтобы продемонстрировать, как один человек, обычно известный, может получить признание не за свои заслуги. Когда Ньютон писал письмо сопернику, эта фраза была почти клише. Он и не старался показаться оригинальным; выражение было настолько общеизвестным афоризмом, что автора не требовалось и упоминать. Получатель письма, Гук, уже был знаком с этой идеей.
Однако проблема кроется в самом выражении вне зависимости от того, кто его придумал, а именно — в идее гигантов. Если все видят дальше, потому что стоят на плечах гигантов, то гигантов в реальности нет, а есть лишь башня из людей, каждый из которых стоит на плечах другого. Гиганты, как и гении, всего лишь миф.
На плечах какого количества людей мы стоим? Сделаем допущение, что смена поколений происходит примерно через 25 лет. Если наша трансформация в человека разумного, или творческого, завершилась пятьдесят тысяч лет назад, то все, что мы сейчас создаем, строится на двух тысячах поколений человеческой изобретательности. Мы видим дальше не благодаря гигантам. Мы видим дальше благодаря предыдущим поколениям.
6
Наследие
Розалинд Франклин, мастер кристаллографии, стояла на башне поколений, когда первой из людей увидела секрет жизни.
В начале ХХ века о кристаллах почти ничего не было известно, но они были предметом научного любопытства по крайней мере с конца 1610 года, когда немецкий математик Иоганн Кеплер задумался, почему у снежинки шесть углов257. Он написал трактат «О шестиугольных снежинках»[39], в котором выдвинул предположение, что разгадка снежинки, или «снежного кристалла», позволит «воссоздать целую Вселенную».
Многие пытались понять устройство снежинки, в том числе и Роберт Гук, адресат ньютоновского письма о плечах гигантов. На протяжении трех веков ученые чертили и описывали модели снежинки, распределяя их по категориям, но так никто и не смог их объяснить. Никто не понимал, что это такое, потому что никто не мог разобраться, что такое кристалл, — просто никто не знал физику твердого тела.
Тайны кристаллов невидимы человеческому глазу. Чтобы их увидеть, Франклин потребовался инструмент из эпохи Кеплера: рентген.
Если интерес Кеплера к снежинкам имеет очевидную связь с кристаллами, то рентген возник не таким явным способом: все началось с усовершенствования технологии воздушного насоса, благодаря которому ученые смогли создать вакуум. Англо-ирландский физик Роберт Бойль пытался с помощью вакуума понять электричество. Другие ученые продолжили исследования Бойля, и спустя две сотни лет немецкий стеклодув Генрих Гейслер создал так называемую трубку Гейслера, которая представляла собой бутылку, частично с вакуумом: когда ей по капилляру с электродами сообщался разряд, она начинала светиться. Изобретение Гейслера было необычным и при его жизни воспринималось как «забавная научная игрушка»258, но спустя несколько десятилетий стало основой для неонового освещения, ламп накаливания, а вакуумная трубка оказалась важным компонентом ранних радиоприемников, телевизоров и компьютеров.
В 1869 году английский физик Уильям Крукс воспользовался идеей Гейслера и создал свою трубку, которая была более совершенной. С ее помощью были открыты катодные лучи, позже переименованные в электронные.
В 1895 году немецкий физик Вильгельм Рентген заметил странное мерцание, возникшее в темноте при работе с трубкой Крукса. Он ел и спал в лаборатории на протяжении шести недель, исследуя необычное явление, но однажды попросил жену поместить руку на фотопластинку и направил на нее трубку Крукса. Когда он показал результат — изображение ее костей, первый снимок живого скелета, та произнесла: «Я увидела свою смерть»259. Рентген назвал свое открытие символом, которым обозначается нечто неизвестное: «Х-лучи».
Но чем же были эти неизвестные лучи? Частицами, как электроны, или волнами, как свет260?
Немецкий физик Макс фон Лауэ нашел ответ на этот вопрос в 1912 году. Лауэ поместил кристаллы между Х-лучами и фотопластинками и обнаружил, что рентгеновское излучение оставило после себя интерференционный узор. Из этого физик сделал вывод, что Х-лучи — это волны.
Молодой английский физик Уильям Брэгг услышал о работе Лауэ и через несколько месяцев смог продемонстрировать, что интерференционные узоры также отражают структуру кристалла. В результате Брэгг, которому в 1915 году исполнилось всего 25 лет261, был удостоен Нобелевской премии в области физики за свое открытие, став самым молодым лауреатом в истории. Его отец, также физик по имени Уильям, тоже был удостоен премии, но это был исключительно эффект Матфея. Брэгг-старший не сыграл почти никакой роли в достижении сына.
Работа Брэгга преобразила подход к изучению кристаллов. До него кристаллография была одним из направлений минералогии — частью науки о горных породах и их добыче, и в основном эта работа состояла в сборе и каталогизации образцов. После открытия Брэгга эта сфера стала называться рентгеновской кристаллографией — неизведанной областью физики, населенной учеными, которые стремились узнать тайны твердой материи.
Внезапные изменения породили значимые и неожиданные последствия: женщины-ученые получили возможность продвинуться по карьерной лестнице. В конце XIX века университеты начали принимать женщин на научные специальности, пусть и нехотя. Кристаллография, относительно непопулярная область знаний, была той научной областью, в которой женщины могли состояться по завершении учебы. Одна из них, американский геолог Флоренс Бэском, преподавала геологию в Колледже Брин-Мор в Пенсильвании, пока Брэгг получал свою Нобелевскую премию. Бэском стала первой женщиной со степенью PhD[40], полученной в Университете Джонса Хопкинса, где ей приходилось слушать лекции, сидя за специальной ширмой, чтобы «не отвлекать мужчин». Она также стала первой женщиной-геологом, принятой в члены Геологического общества Америки, а также освоила науку о кристаллах задолго до того, как ими заинтересовались физики.
Когда исследование кристаллов перешло от изучения их поверхности, что было задачей минералогии и химии, к внутреннему устройству, чем занималась физика твердого тела, Бэском последовала за тенденцией, поманив за собой студентов-женщин.
Одной из ее учениц была Полли Портер262, которой родители запретили посещать школу, так как считали, что девочкам не стоит получать образование. Когда Портер исполнилось пятнадцать, ее семья переехала из Лондона в Рим. Пока братья учились, она гуляла по городу, собирая фрагменты древних камней и составляя каталог своих находок263. В этом каталоге отразилась одержимость Римской империи импортным мрамором из Африки, Азии и Греции. Когда семья переехала в Оксфорд, Полли и там нашла частички Рима: в Музее естественной истории при Оксфордском университете была коллекция древнеримского мрамора, которому требовались чистка и каталогизация. Генри Майерс, первый профессор минералогии в Оксфорде, заметил частые визиты Портер в музей и нанял ее перевести каталог, а также поручил ей реорганизацию собрания камней264. Благодаря Майерсу она открыла для себя кристаллографию. Профессор сказал родителям Портер, что им следует разрешить девушке поступить в университет, но они не хотели и слышать об этом.
