Взвесив все обстоятельства, он пришел к выводу, что змея была подброшена. Гадюка никак не успела бы юркнуть в только что расстеленный мешок. Вокруг топтались и укладывались люди, светились мобильники и фонари, звучали голоса. С какой стати змея стала бы соваться в это шумное столпотворение? Из стремления навредить людям? Конкретно одному человеку? Вздор. В это невозможно было поверить, и Быков не верил, хотя подозрениями своими ни с кем не делился. Наоборот. Быков спрятал их поглубже, чтобы враги не догадались, что он начеку.
Новая попытка вывести его из строя произошла на завершающем этапе строительства. Когда Быков вместе с остальными смолил борт лодки, сверху на него свалилось ведро, полное горячей смолы. Он успел отскочить лишь потому, что постоянно ожидал чего-то в этом роде.
— Виноват, — сказал высунувшийся из-за борта Самвел, выглядевший вовсе не виноватым, а раздосадованным.
— Да, — согласился Быков, глядя на черную лужу, растекшуюся по песку. — Я тоже так считаю.
— Какого черта ты в лодку с ведром заперся? — заорал Шовкун.
— Смолить, — ответил Самвел бесстрастно.
— Внутри? Я же сказал: снаружи! Ну придурки! Ничего поручить нельзя.
Обвинение касалось всех спортсменов, поэтому Вадик счел себя оскорбленным и высказался от имени остальных:
— За базаром следи, мужик. А то отгребешь.
Он и два его закадычных дружка подключились к работам последними и не перетруждались, как, впрочем, и четверо других парней Максима. Подтвердились подозрения Быкова насчет того, что нападение в подъезде было организовано этими ребятами. Вадик вернулся с так называемых «сборов» с распухшим и слегка скособоченным носом, который, похоже, долгое время находился в гипсе. У него появился гнусавый выговор, которого прежде не наблюдалось и от которого Вадик даже не пытался избавиться, высморкавшись.
В один из дней Быков подошел к нему и с самым невинным видом поинтересовался, не знает ли Вадик, где можно приобрести спецназовскую дубинку.
Оттопыренные уши парня сравнялись цветом с парой петушиных гребней, и он спросил:
— Зачем тебе?
— Для самозащиты, — честно пояснил Быков, смотря своими чистыми серыми глазами.
— Защищайся, не защищайся, а конец один будет, — процедил Вадик зловеще.
Но новых покушений не произошло, а через день на место спуска чайки прибыли Максим и Майкл с Джейн. Теперь все были в сборе. Рабочих Шовкун распустил, решив, что дальше они справятся своими силами.
Майкл походил вокруг лодки, довольно почмокал губами и спросил, потирая руки:
— Что, Петр? Можно плыть?
— Нет, — покачал головой Шовкун.
— Как это? — оторопел Майкл. — Мы уже собрались. Ты же сам сказал, что все готово!
— Я сказал, что строительство закончено.
— Тогда в чем дело? — подключился Максим. — Что не так?
— Кораблю название требуется, иначе не поплывет, — стал пояснять Шовкун, загибая пальцы. — Дальше. Мне с семьей попрощаться надо. И, наконец, камыш.
— Камыш? — раздались недоуменные голоса спортсменов. — Что камыш?
— Я уже объяснял, но повторю еще раз. Снаружи вдоль бортов должен идти толстый пояс из вязанок камыша, каждая по полтора метра в обхвате.
— И зачем это? — спросил кто-то из спортсменов.
— Камыш легкий, — пояснил Шовкун. — И пустой внутри. Воздухом наполнен, понимаете? Такие стебли будут удерживать нашу чайку на плаву, даже если ее полностью зальет водой.
— Никакой шторм не страшен, — подхватил Быков, который, что называется, был в теме. — Камыши срабатывали как пробка. Турецкие галеры не могли потопить чайку ни тремя ядрами, ни десятью, а больше они выпустить не успевали, поскольку казаки уже были у них на борту. Обстрел из ружей тоже не приносил успеха — пули вязли в камыше, за которым прятались запорожские смельчаки.
— И еще одно, — подхватил эстафету Шовкун. — «Спасательный круг» из камыша давал возможность затопить чайку где-нибудь на мелководье, в укромном месте, уйти в поход, а потом вернуться и вытащить её из воды.
— Но мы экспериментировать не будем, — быстро сказал Майкл.
— Не будем, — великодушно согласился Шовкун. — Но камыш необходим. Вот вы все сегодня режьте, пока я домой наведаюсь. И название… название не забудьте. Без него не поплывем.
— Название есть, — откликнулся Быков неожиданно для всех, в том числе и для самого себя. — «Редкая птица». Пойдет?
— Rare Bird, — перевел Майкл для Джейн. — Хм! Мне нравится.
— Мне тоже, — сказала она.
Шовкун название одобрил. На том и порешили.
Весь этот и следующий день мужчины были заняты делами: Майкл и Максим беспрестанно куда-то звонили, утрясая последние формальности с документами. Спортсмены угрюмо носили к лодке охапки камыша. Быков с рабочими разбирал лагерь и грузил вещи. Их оказалось совсем немного. Запасаться продуктами и питьевой водой предстояло в Херсоне.
Шовкун вернулся с побывки несколько бледный и почему-то с поцарапанным лицом, но полный энергии и нетерпения. Под его руководством «Редкую птицу» опоясали вязанками камыша, а потом, обступив со всех сторон, столкнули в заводь.
При выходе на большую воду выяснилось, что спортсмены гребут из рук вон плохо — несогласованно, неумело и бестолково. Быков, не заботясь о том, чтобы его не было слышно, указал на это Майклу. Тот благодушно отмахнулся: мол, не бери в голову.
— Если так будем плыть, то дальше Каховского шлюза не попадем, — предостерег Шовкун.
— Для беспокойства нет причин, — ответил на это Майкл. — Я обо всем позаботился.
— Давайте парус поставим, — предложил Быков. — У нас в команде яхтсмены. Веселее пойдем.
С парусом тоже вышла незадача. Спортсмены, возившиеся с полотнищем, никак не могли натянуть его ровно, чтобы подставить свежему ветру, а потом оказались бессильными перед рысканьями лодки из стороны в сторону. И снова Майкл лишь беспечно отмахнулся, утверждая, что эта проблема будет вскоре улажена.
Что он имел в виду, выяснилось в Херсоне, где на борт были погружены не только припасы, но и внушительные бочки с надписями «огнеопасно». Когда выяснилось, что в них содержится горючее, предназначенное для двигателя, который будет вскоре установлен на чайку.
— Ни в коем случае! — запротестовал Шовкун. — Я против!
— Тебя здесь никто не держит, — холодно произнес Майкл. — Можешь остаться на причале. Я выдам деньги, что тебе причитаются на сегодняшний день, и мы попрощаемся.
Шовкун застыл с открытым ртом, онемев от обиды и неожиданности. Он, создававший «Редкую птицу» своими руками, умом и волей, был растоптан и унижен столь пренебрежительным отношением. Быков заступился за него. Майкл пожал плечами:
