— Откуда у тебя? — спросил Быков хрипло.
— Тс-с. — Шовкун приложил палец к губам. — Я обыскал их вещи, пока они в отключке.
— И что ты собираешься с этим делать?
— Теперь мы вооружены, Дима. И эта погань нам больше не страшна.
— Выкинь оружие, Петр, пока никто не увидел.
— Ты что, сдурел? — возмутился Шовкун. — Я так долго к этому готовился. Все продумал, все сделал так, что комар носа не подточит.
— Ты хочешь провести остаток жизни за решеткой?
— За что, Дима?
— Прежде всего за незаконное хранение оружия, Петро. А если ты, не дай бог, пристрелишь кого-нибудь, то и вовсе загремишь в тюрьму до конца жизни. Это в кино все палят друг в дружку, а их за это не наказывают. Жизнь устроена иначе, сам знаешь.
— Они настоящие бандюги!
— Как ты это докажешь? Чем? Вот лежит перед тобой труп безоружного человека, а ты, размахивая пистолетом, орешь: «Он был бандитом!» Кто тебе поверит?
— Ты разве не подтвердишь? — спросил поникший Шовкун.
— Что я могу подтвердить? — спросил Быков с горечью. — Что они мне не нравятся? Или что я их в чем-то подозреваю? У нас нет фактов, Петро. Выбрасывай стволы, живо.
— Тогда мы останемся с голыми руками, Дима. Вдвоем против семерых… даже восьмерых.
— С ними после твоего «лечения» даже ребенок справится, — подмигнул Быков. — И теперь они сами без оружия. Отобьемся в случае чего.
— Отобьемся? Значит, вместе теперь?
— Два кулака хорошо, а четыре лучше.
— Гляди, — предупредил Шовкун. — Американец, скорее всего, тоже с ними заодно. Девятеро против двоих.
— Ты один девятерых стоишь, — польстил ему Быков. — Выбрасывай пистолеты. От греха подальше.
Шовкун вздохнул и подчинился.
Укладываясь рядом, они привычно приготовились прикрыть нижние половины лиц тряпками, но поднявшийся ветер был свеж и чист, избавляя товарищей от зловония. Быков сел и посмотрел на небосвод. Одна половина его сверкала бесчисленными созвездиями, а вторая представляла собой глухую черную стену, нависшую над океаном.
— Буря приближается, — сказал Быков.
— Вот и хорошо, — отозвался Шовкун. — Все дерьмо из чайки вымоет.
— Ты кормило застопорил?
— А как же.
— Волнами не вывернет?
— Обижаешь.
— Может, на моторе к берегу пойдем?
— Давай не экспериментировать, — решил более опытный в таких вопросах Шовкун. — В темноте на рифы напоремся. Мы же рельефа дна не знаем совсем, а карта у Чернова. Утром разберемся.
Но утром разбираться было поздно. Еще до рассвета океан заштормил так, что волны начали захлестывать чайку. Все мужчины, способные работать, занялись вычерпыванием воды, прибывавшей с такой скоростью, что доставала до пояса. Майкл и Джейн закрепляли самые необходимые вещи и следили за тем, чтобы их не смыло за борт.
Волны вздымались все выше, пенистые верхушки их скрывались в туманной мгле, окутавшей все пространство столь плотно, что с кормы «Птицы» не было видно, что творится на носу. Еще до полудня буря приобрела поистине величественные и пугающие масштабы. Лодку то возносило к небу, то швыряло в водяные ущелья, она кренилась во все стороны, вертелась волчком, вставала на дыбы и обрушивалась отвесно вниз.
Вязанки из камыша держались на удивление надежно, как бы составляя с корпусом единое целое. Тем не менее все двенадцать пассажиров ежеминутно подвергались смертельной опасности. В первую очередь это касалось тех, кто был ослаблен отравлением и держался из последних сил.
Первым погиб улыбчивый Валентин, не понадеявшийся на цепкость рук и привязавший себя веревками к скамье. Товарищи, находившиеся рядом, были слишком заняты собой, чтобы обращать на него внимание. Возможно, парню раскроило череп, а быть может, он попросту захлебнулся во время очередного затопления лодки, но, как бы то ни было, когда соседи спохватились, он уже не дышал. Кровь струилась по его блестящему лбу, но не успевала стекать на лицо, смываемая все новыми волнами и потоками воды.
Узнав о трагедии, Быков попробовал сделать Валентину искусственное дыхание, за что сам едва не поплатился жизнью. Коварная волна застигла его врасплох и выволокла из лодки. Его пальцы были готовы оторваться от борта, за который он вцепился, когда на помощь пришел Шовкун. По-обезьяньи обхватив ногами стойку, он обнял Быкова и удержал его. Забраться обратно в лодку удалось лишь с третьей или четвертой попытки.
Плюхнувшись в бурлящий бассейн внутри, Быков увидел выпученные от ужаса глаза Жеки, который смотрел ему за спину и вверх.
На них падала такая огромная волна, что сознание попросту отказывалось принять ее размеры как реальные. Впечатление было такое, что на лодку готова свалиться водяная гора высотой с десятиэтажный дом. Она вся светилась изнутри и была покрыта пенными гребнями и разводами, беснующимися на ветру.
В этот момент сквозь тучи проглянуло солнце, и освещение сделалось потусторонним, будто во сне. Рев шторма был до того оглушительным, что воспринимался как тишина, потому что ничего иного все равно не было слышно. Секунды до падения волны тянулись долго, как вся предыдущая жизнь.
Потом все исчезло. Стало темно. Неистовая сила тянула Быкова, стремясь выдернуть его из чайки и унести с собой. Его легкие разрывались, голова была готова лопнуть от давления. Он попрощался с жизнью, когда их вынесло на поверхность. Лодку, сделавшуюся игрушкой волн, несло все дальше, пока ее не прикрыло от шторма одним из островов Карибского моря.
Буря бушевала до следующего утра, но самое страшное было позади. Волны заметно уменьшились, ветер больше не срывал волосы с головы. Майкл предоставил Джейн выживать в одиночку, поэтому Быков перебрался к ней и поддерживал ее, как мог. Говорить что-либо было бессмысленно, да и не о чем было разговаривать, балансируя на тонкой грани между жизнью и смертью.
Когда получалось думать, все мысли Быкова сводились к тому, что он и Шовкун стали соучастниками убийства троих человек. После яростного разгула стихии в лодке не досчитались не только Валентина, но также Гены и Юрия. Если бы они были здоровы, то, возможно, спаслись бы, не отдав шторму свои молодые жизни. А теперь их не стало. Совсем. И ничего поделать с этим было нельзя.
Мрачная тайна, которую должен был хранить Быков, угнетала его. Как только волны немного улеглись и ураганный ветер прекратил свой неумолчный разбойничий свист и звериный рев, он пробрался к Шовкуну и, вставив губы в его ушную раковину, прокричал:
— Доволен?
— Да! — был ответ.
Выкрикивая слово за словом, Шовкун рассказал, что ночью его попытались выбросить в океан. Он не видел, кто навалился на него во время прилива, но не сомневался в том, что это был злой умысел, а не случайность. Быкову стало немного легче. Не то, чтобы камень окончательно свалился с его души, но угрызения совести стали терпимыми.
