— Ему от этого не легче.
— Что с ним? — встревожилась Джейн.
— Сейчас узнаем, — решил Шовкун. — Опускай носилки, Дима. Надо посмотреть. Не могу видеть, как животина страдает.
Они осторожно поставили дощатый настил на песок и пошли к мангусту, который то сворачивался калачиком, то резко распрямлялся, судорожно дергая в воздухе скрюченными лапками. Оскал зверька напоминал улыбку, но маленькие круглые глазки смотрели с невыразимой предсмертной тоской. Приблизившихся людей он не видел. Его оскаленная морда была перепачкана песком, прилипающим к слюне, беспрестанно текущей из пасти.
— Наверное, ранил кто-то, — предположил Шовкун. — Могли парни камнем бросить по пути. Голод не тетка.
— Ран нет, — сказал Быков. — Зато слюней хоть отбавляй.
— Что это с ним?
Мангуст в очередной раз свернулся кольцом и вдруг впился зубами в собственное брюхо.
Шовкун вздрогнул:
— Себя грызет, бедолага, так ему больно. Прибить бы надо. Или придушить.
Он приготовился присесть рядом с подыхающим зверем.
— Остановись! Не смей! Не прикасайся!
Это кричала Джейн, которая не только скатилась с носилок, но и пыталась ползти, неловко отталкиваясь одной ногой.
— Ему же больно, — стал оправдываться Шовкун, выпрямляясь во весь рост. — Я хотел только от мучений избавить мангуста этого.
— Отойдите от него, — скомандовала американка. — Оба. Скорее.
«Да чего ты так всполошилась?» — хотел было сказать Быков, но успел договорить только до начала слога «всп», потому что мангуст с неожиданным проворством подкатился к Шовкуну и попытался тяпнуть того за пальцы босой ноги.
Запорожец отпрыгнул с завидным проворством, после чего был вынужден еще дважды повторить прыжок и совершить несколько пируэтов, потому что мангуст не оставлял его в покое, преследуя его по песку. Это было пугающее и вместе с тем забавное зрелище. Казалось, что седой, раздетый по пояс, мужчина в пятнистых камуфляжных штанах отплясывает на пляже какой-то безумный танец под никому больше не слышную музыку.
Мангуст, израсходовав на преследование последние силы, вытянулся на песке. Волны конвульсий шли по его телу, он издал несколько пронзительных скулящих звуков и застыл.
— Ни фига себе, — пробормотал Шовкун, утирая ладонью пот.
Его седая чуприна потемнела от влаги и прилипла ко лбу.
— Это бешенство, — пояснила Джейн, переводя дух. — У нас на ферму несколько раз забегали бешеные скунсы и еноты. Потом приходилось убивать всех собак и кошек. Бешенство сразу не распознать, а оно смертельно.
— Даже для человека? — удивился Шовкун.
— В особенности для человека, — подтвердил Быков. — Укус такой твари заразен. Если не сделать вовремя укол, смерть неотвратима.
— Кто бы мог подумать, — пробормотал Шовкун, глядя на мертвую тушку.
— Нужно быть осторожнее, — сказала Джейн, опасливо озираясь. — Если один зверь взбесился, могут быть и другие.
— Нужно вооружиться, — сказал Быков.
— Ты побудь с девушкой, а я наберу камней, — предложил Шовкун.
— Камни не помогут. В такого маленького зверька не попадешь, когда бросится. Палки нужны. Дубинки подлиннее и покрепче.
— Ладно. Оставайся на месте.
Опасливо обойдя мертвого мангуста, Шовкун отправился на поиски оружия. Быков поднял Джейн на руки и отнес обратно.
— Очень больно? — спросил он, опуская ее на носилки.
— Почти ничего не чувствую, — ответила она и добавила: — Кроме благодарности. И…
— И? Ты не договорила.
— И не договорю, — сказала Джейн. — Какие могут быть признания в любви, когда я на ведьму похожа и потная, как свинья.
— Разве свиньи потеют? — удивился Быков.
— Не знаю. У нас так говорят.
Он хотел что-то сострить по этому поводу, когда увидел мангуста, выскользнувшего из кустов и потрусившего через пляж в направлении моря.
— Здоровый, — сказал Быков. — Взбесившиеся собаки избегают воды. Это так и называется — водобоязнь.
— Собаки, может, и боятся, — пробормотала Джейн. — А насчет мангустов неизвестно. Не двигайся. Лучше не привлекать его внимание.
Они забыли о существовании Шовкуна, бродящего по берегу в поисках вынесенных волнами сучьев. Он увидел мангуста, подскочил и бросился в воду, вздымая тучи брызг. Зверек, напуганный ничуть не меньше, помчался в противоположном направлении, вильнул и столкнулся нос к носу с Быковым, который, не придумав ничего лучше, загородил собой Джейн и громко закричал.
Мангуста как ветром сдуло. Услышал крик и Шовкун, барахтавшийся на отмели. Решив, что товарищи подверглись нападению и зовут на помощь, он выбежал из моря и помчался к ним во всю прыть, которую позволяли песчаные барханы и босые пятки. Джейн, видя его перекошенное лицо, разразилась истеричным хохотом, еще сильнее напугавшим Шовкуна.
— Что? — выкрикнул он, подбегая. — Укусил? Куда?
Американка, не прекращая смеяться, в изнеможении повалилась на носилки. Ее подрагивающий указательный палец был направлен в Быкова. Когда к ней вернулась способность говорить связно, она объяснила, что вопль, обративший в бегство мангуста, был в точности похож на воинственный клич из старых фильмов про Тарзана.
— Не вижу ничего смешного, — пробурчал Быков. — Что мне было еще делать? А если бы зверь оказался бешеным?
— В этом случае кричи не кричи, все равно, — рассудил Шовкун. — Слава богу, что мангуст оказался нормальным.
— Не знаю, не знаю, — покачала головой Джейн. — После такого вопля он мог запросто лишиться рассудка.
Девушка вновь расхохоталась. Быков, собравшийся надуться и уже нахмуривший брови, расплылся в улыбке, а потом тоже засмеялся. Их смех был подхвачен Шовкуном. Это было не столько веселье, сколько нервная разрядка, необходимая всем троим после испытаний, выпавших на их долю. Отсмеявшись, они перевели дух и смущенно отвели взгляды в разные стороны. Потом мужчины подхватили носилки и продолжили путь.
Они добрались до маяка под вечер, когда солнце начало остывать, утратив ослепительный блеск, а тени удлиняться. Ветер гнул траву к земле, волны, набегающие на мыс, оставляли широкие пенистые разводы. Вокруг полосатой башни носились чайки, похожие на клочки бумаги, подхваченные смерчем.
На крыльце жилого домика сидели Толян и Вадик и азартно хрустели сухими кукурузными хлопьями, поочередно запуская руки в пакет. Женя развешивал постиранную одежду на сухом дереве между домом и навесом, под которым не было ничего, кроме тени. Самвел упражнялся с баскетбольным мячом, бросая его в кольцо, прикрученное проволокой к покосившемуся столбу. Никого из них не обеспокоило то, что у Джейн перевязана голень, и она не ходит, а прыгает на одной ноге, опираясь на палку.
