Максим поднял голову, увидел их на площадке и приветливо помахал рукой. Они помахали ему в ответ. Он что-то крикнул. Быков приложил ладонь к уху, давая понять, что не слышит. Максим понимающе кивнул и пошел к маяку.
— Блин! — воскликнул Шовкун.
— Что случилось? — не понял Быков.
— На двери засов, Дима. Снаружи. Если закрыть…
Не договорив, Шовкун сорвался с места и загромыхал пятками по ступенькам. Быков ринулся следом. Они сбегали вниз, поворачивали, снова сбегали. Под конец спуска у обоих так закружилось перед глазами, что до двери они добрались шатаясь, как пьяные. Поздно. Она была закрыта.
— Эй! — заорал Быков, пиная створки. — Не дури, Макс! Открой.
— Посидите там, — произнес насмешливый голос Максима. — Прохладно и видно далеко. Теперь это ваш дом. Прекрасный выбор, поздравляю.
— Открывай, подонок! — рявкнул Шовкун. — Иначе пожалеешь.
— Да? И что ты мне сделаешь, запорожец задунайский? Побьешь? Для этого тебе придется сначала дверь прошибить своей башкой. Ты попробуй. Она у тебя крепкая и тупая, должна выдержать.
Посмеиваясь, Максим отошел. Некоторое время Быков видел его сквозь зазор между створками, а потом тот исчез. Щель была узкая, и засов держался крепко, как выяснили товарищи после десятиминутной тряски и раскачивания дверей. Не принес успеха и таран, сооруженный из досок разобранных строительных лесов.
— Вот так попали, — процедил Шовкун, посасывая палец, проколотый гвоздем. — Как две мыши в мышеловке.
— Давай попробуем через окно, — предложил Быков. — Может быть, удастся протиснуться.
Не удалось. Совершив две безрезультатные попытки, мужчины снова пошли наверх, словно надеясь отыскать незамеченную до сих пор брешь в стене. Но ее не было, как не было и подручных средств, чтобы взломать железную дверь.
— Если бы хоть петли были внутри, — рассуждал вполголоса Шовкун. — Или задвижки. Дима, ты видел когда-нибудь идиотов, которые устанавливают дверные створки щеколдами наружу? Они же заржавеют.
— Я таких идиотов не видел, но точно знаю, что они существуют, — прокомментировал это высказывание Быков. — Только от этого нам не легче. Мы в западне. И, похоже, самостоятельно нам отсюда не выбраться.
Они вышли на круговую площадку и облокотились на ограждение. Максим, не оглядываясь, приблизился к дому и вошел внутрь. Возле навеса появилась фигура Джейн. Быков замахал руками, показывая, чтобы возвращалась и оставалась на месте. К чести ее будет сказано, что она поняла сразу и не стала противиться.
— Я не имею права оставлять ее одну, — сказал Быков. — Нужно отыскать способ спуститься.
— Разве что прыгнуть, — мрачно пошутил Шовкун. — Без парашюта.
— Может, веревку связать?
— Из того, что на нас надето? Не смеши. В лучшем случае метров на пять хватит. А тут все тридцать.
— В таком случае до площадки перед дверью — двадцать семь.
— Хорошо, — кивнул Шовкун. — Отними от тридцати три и еще пять. Что получится? Как ты это расстояние пролетишь? На крыльях?
— Было бы из чего дельтаплан соорудить, я бы рискнул, — сказал Быков.
— Мечтай, мечтай. Не возбраняется.
— Ты бы лучше что-нибудь придумал, чем язвить, — огрызнулся Быков. — У тебя же должна техническая смекалка работать.
— А у тебя нет? Ты тоже думай давай, Дима.
Шовкун хотел сплюнуть на далекую землю, но ветер подхватил слюну и привесил к ребру площадки. Некоторое время Быков следил, как она раскачивается, растягиваясь, а потом заявил:
— Придумал!
— Выкладывай, — подбодрил его Шовкун. — Но помни, у меня высотобоязнь. Головокружительные трюки не предлагать.
— Внизу доски, — заговорил Быков задумчиво. — Если их соединить…
— Чем? Соплями?
Оба уставились на нить слюны. Она сорвалась и полетела вниз.
— Пальчик болит? — спросил Быков.
— Какой пальчик? — удивился Шовкун.
— Тот, который ты гвоздем поранил.
— Да я уже забыл совсем.
— А ты вспомни. Думай, Петро, думай.
— Ух ты! — Шовкун в восторге ударил себя по ладони кулаком. — Лишь бы гвоздей хватило.
— Хватит, — заверил его Быков. — Там на полу чего только не валяется. Собьем вместе штук пять досок с перекладинами, это будет уже около десяти метров.
— Мало!
— Больше нельзя — гвозди не выдержат общего веса. Ты полезешь, а они разогнутся или сломаются.
— Верно, — согласился Шовкун. — Я внизу моток кабеля видел. Прочный вроде. Не знаю, правда, какой длины.
— Привяжем кабель, — рассуждал Быков, — дальше веревку сплетем. Главное, закрепить как следует. А сама конструкция выдержит.
— Может, да, а может, нет. Бабка надвое сказала.
Шовкун помрачнел. Должно быть, представлял, как будет лететь на землю с оторванной доской в руках. Она, зараза такая, падение не замедлит, как ее ни поворачивай.
— Я первый полезу, не переживай, — сказал Быков, вспомнив о страхе высоты, в котором признался товарищ.
— Спасибо, утешил, — сказал Шовкун язвительно. — Все разболтаешь, расшатаешь, а потом давай, дядька Петро, твоя очередь.
— Ты не понял. Тебе совсем лезть не придется.
— Что же я тебя одного отпущу?
— Я спущусь и открою засов, вот и все. — Быков подмигнул. — Но лестницу все равно на совесть делай. Как для себя. Я в подмастерьях буду. У тебя опыта и соображения больше.
— Это да, — не стал скромничать Шовкун. — Ладно, цели намечены, задачи определены. За дело, товарищи!
Они спустились вниз, где занялись сбором подручных средств и материалов. Пока все это было доставлено наверх, Быков совсем выбился из сил, а Шовкун, знай, подгонял его, требуя то одно, то другое. Сколько раз пришлось Быкову подняться на высоту девятиэтажного дома с надстройкой и цоколем, он не знал. Потерял счет бесконечным спускам и подъемам. Но усилия того стоили. Шовкун и прочный трап сколотил, и кабель надежно приладил, и стальную проволоку использовал в качестве подвески.
— Она гнется тяжело, поэтому перекладины всего три будет, — объяснял он. Все на высоте твоего роста, Дима. Дальше проще дело пойдет. Я на кабеле узлы сделал, а доски с планками поперечными. Но ты ладони тряпками обмотай, чтобы кожу не содрать. Жаль, страховочный конец сделать не из чего. Все в ход пошло.
— Обойдусь без страховки, Петро, — сказал Быков. — Давай спускать нашу лестницу, а то вечер скоро. Максима не видно?
— Шляется периодически по двору, — ответил Шовкун. — С американкой о чем-то говорил. Сейчас опять в дом ушел.
— Это хорошо. Но спускаться я все равно с обратной стороны маяка буду. Поехали.
