— Здравствуй, — поздоровалась София, обращая на себя внимание немца.
— Присаживайся, — сказал Нойман, приветливо улыбаясь. — Всё уже почти готово.
София таки присела, от удивления она потеряла дар речи.
— Я решил приготовить нам ужин, — соизволит пояснить немец. — Говорят, таки вещи сближают.
— Кто говорит?
— Люди, — ответил немец бесхитростно, доставая из духовки что-то… кажется, мясо.
Он начал сервировать приготовленное на две тарелки. Расставил блюда на столе, элегантно откупорил вино, зажег свечи.
София в молчаливом удивлении наблюдала за его действиями, и несколько раз даже тряхнула головой — а не мерещится ли ей всё это?
Немец рассчитал всё верно: она застала его в процессе готовки, видела, что приготовленный ужин — его рук дело. Не повара, не заказ из ресторана. Нойман сам приготовил ей ужин! И это не могло не воспалять в женском сердце некое любопытство.
— Что ты празднуешь? — спросила она.
Он налил ей в бокал вина, будто случайно, мимоходом, положил ей руки на плечи, и прошептал на ухо:
— Не знаю, мне просто… захотелось.
У неё от его слов перехватило дыхание!
•• • ••
Женщина сделала смачный глоток вина, ей это было нужно.
Он накрыл ужин на кухне, где всё воспринималось более по-домашнему.
Закончив приготовления, он сел рядом с ней, и поднял бокал. Сделав это, он будто бы дополнил некую идеальную картинку: вечер, свечи, мужчина и женщина сидят рядом, и пьют вино.
— Приятного тебе аппетита, София. — Брызнул звук встречающихся бокалов.
— Эрих… что всё это значит?
— Что именно? — Он прищурился, и сделал еще один глоток.
У него были прекрасные манеры и красивый профиль. Мужчина наслаждался вином, и казался ей в тот момент таким красивым, что дыхание перехватило.
На минуту её будто выбросило в воспоминания: они сидят рядом, пьют вино, и её нога нежно прикасается в его ноге. София мотнула головой, прогоняя наваждение. Да что же это происходит?!
— Не играй, пожалуйста, — прошептала.
Немец вздохнул.
— Я проснулся с мыслью, что мне хочется приготовить для тебя ужин. Я не привык себе отказывать в столь незамысловатых желаниях, так что… собственно говоря, ты и сама видишь результат.
Она постаралась переварить его ответ.
— Хорошо, я поняла. Спрошу иначе: откуда в тебе возникло желание приготовить для меня ужин?
— Всё просто — ты мне нравишься, я за тобой ухаживаю.
В комнате повисла тишина. Несмотря на заданный Нойманом, игривый тон разговора, оба понимали, что то, что он сказал — не игра, а серьезные вещи, и каждое сказанное ими слово будет иметь долгосрочные последствия.
— Эрих… но ведь… ты мне угрожал и принуждал… я не могу…
— София, — перебил он её осторожную тихую речь, — я всё понимаю. И никуда не рвусь, ничего не требую. Ситуация, в которой мы оказались, не из легких. Но если я попытаюсь…
София не понимала.
— Что попытаешься?
— Завоевать тебя.
Он сказал это так просто, как будто его ответ был очевиден.
— Но… зачем, — она не понимала.
— Наверное, чтобы ты была рядом.
— Я и сейчас рядом, — напомнила женщина.
— Не по доброй воле. А мне бы хотелось…
— Чего?
Он отставил бокал в сторону и наклонился к ней. Глаза его были так близко, и губы… она чувствовала на лице его дыхание.
•• • ••
У Софии происходящее не укладывалось в голове.
— Что ты делаешь, Эрих? — голос сорвался, прорезался фальцет.
Он хмыкнул ей в губы.
— Соблазняю тебя, София. Раньше мне это неплохо удавалось. Кроме того… скоро вернется Марк, и это всё усложнит. Он тобой очарован, как и я. Видишь, как всё сложилось: за тобой ухлестывают родные братья.
— Ухлестывают — неправильное слово, Эрих. Ты принуждаешь.
Мужчина нежно заправил ей за ухо прядь.
— А с ним ты, значит, была по доброй воле?
Ей не понравился этот вопрос, и тон, которым вопрос был задан, вызвал в теле женщины дрожь. Но промолчать нельзя!
— Да… тебе ли не знать.
Мужчина погладил её плечо, его рука поползла выше, прикоснулась к её затылку, как раз у линии роста волос. Она ощутила, как его пальцы принялись массировать ей шею. Против воли, София закрыла глаза. Как ни странно, в тот момент его руки не вызывали отторжения, да пусть делает, что хочет! Впрочем, он так и делает!
— Я так устал, София, — признался внезапно Нойман. — Сегодня утром мне сообщили, что скоро мне снова предстоит выполнить важное задание. Я не могу разглашать детали, но назревает еще одна проблема… болезнь. Мне нужно её остановить.
— Остановить болезнь? Разве ты можешь?
— Болезнь — это тоже энергия, София. Все вокруг нас — энергия! Если мне удастся это сделать, во мне накопится сколько избыточной энергии, что придется кого-то убить.
— Меня? — женщина открыла глаза, и наткнулась на полыхнувшие огнем глаза мужчины.
— Нет! Тебе я вреда не причиню. Но кому-то придется, это цена за спасение тысяч людей…
Он положил руку ей на колено. Погладил то ли колено, то ли ткань брюк выровнял.
— А я устал от этого. От убийств устал, словами не передать, как я устал. Дай мне…
— Что?
— … провести этот вечер так, как я хочу — с тобой.
— Почему со мной? — София действительно не понимала. То, что она его Сафрон, ни о чем не говорило, Тамару ведь Эрих так и не полюбил!
— Не знаю, — он погладил её ключицу. — Я не знаю, почему ты, меня просто к тебе… тянет. — Он резко выдохнул, будто слова приносили ему боль. — Тянет так, что хоть ножом режь, чтобы эту тягу пересилить, отвлечь от неё хоть ненадолго!
Согласие
Она не знала, что говорить, как реагировать на его слова.
— Удивлена? — прошептал немец. — Вижу, что удивлена. София… постарайся… постарайся меня понять, и я буду…
Они смотрели друг другу в глаза. Он сомневался, и София не понимала, в чем его сомнение, пока он не сказал слова, которые, казалось, говорить не хотел, которые вырвались против его воли.
— Постарайся меня понять, простить, и я… буду есть у тебя с рук.
— Эрих…
В его глазах было так много всего. Ошибки, страдания, боль, глупость, страхи, и много желания. Прикоснись она к нему чуть более интимно, и он — София было уверена! — отымеет её на этом же столе. Сметет приготовленную им еду, уложит её на стол, и…
