Слёз не было. Боль потери оказалась так велика, что никакие слёзы не могли её облегчить. Она знала, что чёрная пасть этой сырой ямы никогда не сотрётся из памяти.
«Дитё!» — вспомнила она и прикусила губу.
«Нож — продолжение твоей руки. Отпускай его и лети, лети вместе с ним», — вспомнила она и сжала зубы.
«Не морочь девочке голову! На, детка, фрукту скушай, а этого смутьяна — не слушай!» — вспомнила она. Подбородок защекотала тёплая струйка.
«Не будь дурой, Чара! Жить, как по канату ходить — опасно, но весело! Хоп-хоп!» — вспомнила она и отступила от края могилы.
Угрюмые пленники быстро забросали яму землёй и закатили на свежий холмик круглый камень, а потом покорно позволили суровым Стражам снова себя связать.
— Люди лорда Анариа должны появиться к утру. Мы втроём останемся здесь на ночь. Одна ты не будешь, — сообщил Рикон, провожая её обратно.
— Можно покопаться в наших вещах, там было много еды. — Голос девочки звучал ровно и отстранённо. — Я не хочу трогать с места Югоря, чтобы не причинять ему лишнюю боль.
— А мы разожжём костёр к вам поближе, а пленников привяжем к телеге — будут на виду. Может, среди вещей у тебя есть какой-нибудь бурдюк? Я слетал бы за водой…
— Слетал бы… — повторила Чара почти мечтательно. — Не страшно это — летать?
— Нисколько. Только не проси… — договорить она ему не дала, гневно сверкнув глазами:
— Что я, настолько глупая, по-твоему? Всё я понимаю, — опять сникла Чара. — Пошли, Рикон-Страж, поищем тебе «бурдюк».
Рикон только хмыкнул, сползая вниз по взрытому краю канавы. Он не понимал, отчего ему так легко с этой пигалицей, словно он знает её лучше, чем собственных друзей. Отчего её нелепая независимость не раздражает, а вместо того чтобы вызывать жалость, она заставляет его испытывать чувство, похожее на уважение?
Чара вручила высокому Стражу лампу, потерявшую все стёкла, но не способность давать свет. Он послушно держал её в поднятой руке, пока Чара копалась в мешанине разбросанного скарба, стараясь не думать, не думать, не думать.
Утром на дороге появился целый отряд бравых вояк лорда. Они деловито затолкали пленников за деревянные решётки своего фургона и предложили Чаре подвезти и её. Получив вежливый отказ, настаивать не стали и бодро порысили прочь. Не успела улечься пыль из-под копыт их лошадей, как на дорогу опустились Крылатые кони.
Чара крепко сжимала сцепленные за спиной руки, разглядывая крылатых гигантов с расстояния в пару шагов. Когда двое из них унесли своих всадников в небо, к ней подошёл проститься и Рикон.
Его Крылатый — тёмно-гнедой, лоснящийся на солнце, вытянул длинную шею и свесил голову Стражу через плечо, раздувая ноздри и с любопытством разглядывая девочку умными, немного шальными глазами. Она не шевелилась, не отрывая от коня зачарованного взгляда.
— Прощай, Чара. — Рикон стоял так близко, что говорил, скорее, с её макушкой, где в светлых, не слишком чистых волосах запуталась тонкая веточка. — Ты справишься?
Она подняла голову.
— Прощай, Рикон-Страж, спаситель мира. Не беспокойся, у нас есть Лентюх, мы выберемся.
Девочка неожиданно улыбнулась. Эта улыбка, с задорными ямочками на щеках, совершенно преобразила её.
Рикон шагнул к приопущенному крылу своего коня, и через миг Чара осталась на дороге одна.
Глава 4
Рискачи
Сын Снежного Вихря планировал высоко над зелёной долиной, затерянной в самом сердце Небесных скал. Сверху она походила на отпечаток гигантского копыта и поблёскивала зеркалами озёр. Здесь никогда не появлялись люди, сюда не было дорог, и о существовании этого места, защищённого от ветров стенами серых скал, знали только Крылатые.
Здесь жили Матери. Здесь появлялись на свет жеребята и росли под опекой кобыл до трёх лет, пока не становились на крыло.
Взрослым жеребцам не дозволялось опускаться в долину, пока Матери не приходили в охоту, но и тогда эта честь выпадала далеко не всем. Вороной кружил под самыми облаками и ждал.
Наконец внизу показался тёмный силуэт. Он медленно поднимался, обрастая деталями по мере приближения: стали видны короткие крылья, пёстрый круп и вытянутая в неимоверном усилии шея. Матери летали плохо и неохотно, а с возрастом и вовсе теряли эту способность.
— Зачем ты здесь? — Мысль пегой кобылы-Матери была нечёткой из-за вязкого шума эмоций, которые она и не старалась сдержать.
— Снежный Вихрь прислал меня узнать, всем ли довольны Матери? Нет ли у них пожеланий? И просил передать привет Солнечному Лучу, если она будет в настроении его вспомнить, — учтиво ответил вороной, сохраняя между собой и кобылой ту дистанцию, которую она установила. Они кружили над центром долины, словно люди в парном танце.
— У Матерей нет имен. Почему он не прилетел сам, как обычно? — недовольно осведомилась кобыла.
— Снежный Вихрь больше не летает, уважаемая Мать, — ответ вороного, против воли, наполнился печалью. — Теперь его крыльями буду я, его сын.
Мать фыркнула, не приближаясь, но достаточно громко, чтобы его чуткие уши уловили этот знак неодобрения.
— Я сообщу Матерям о переменах. Здесь всё в порядке. Выжеребка завершилась удачно. Тридцать восемь жеребят. Двадцать шесть жеребчиков, двенадцать кобылок. — Мысль Матери потеплела на миг, но потом она продолжила, уже резче: — Ты можешь убираться, сын Снежного Вихря. И поскорее.
Пегая кобыла теряла терпение. Инстинкт велел ей гнать жеребца прочь, но вместо этого она сама, оборвав разговор, стала снижаться. Так резко, что вороной вздрогнул, вообразив, что куцые крылья не удержат плотненькое тело, и Мать разобьётся. Но она благополучно приземлилась, снова став одной из тёмных точек на зелёном ковре долины.
Крылатый вздохнул с облегчением и быстро покинул воздушные границы материнского табуна. Кобылы-Матери вовсе не были беззащитными. Дерзкого жеребца, посмевшего вторгнуться на их территорию без зова, скорее всего, ждала крайне неприятная смерть от зубов и копыт четырёх десятков разъярённых кобыл. А вступить в схватку с Матерью, даже защищаясь, не посмел бы ни один жеребец.
Он распахнул крылья, поймал подходящий воздушный поток и понёсся на юг стремительной тенью. Его целью были острова в Великом море.
Служить глазами и ушами отца и его всадника оказалось вовсе не так скучно, как он представил себе поначалу. Но эта служба, несомненно, нужная старикам, никак не могла заменить вороному то, к чему стремилось его сердце. Он по-прежнему желал стать Стражем, но без всадника это было невозможно…
На островах лорда Тергеша он ещё не бывал. «Может быть?», — зудела в голове беспокойная мысль. Он думал так всякий раз, прилетая в незнакомое место. «Может быть, всадник ждёт именно здесь?» И пусть надежда продолжала обманывать вороного, он продолжал надеяться.
